И черная дыра, окруженная клешнями, задвигала моими скулами.
Боже, что это еще такое? Перевернулась на другой бок, отогнав одеялом видение. До чего же неудобно, когда по бокам еще четыре лапки свешиваются. Пошевелила – ножки задергались, забарахтались. Восемь черных точек прищурились и закрылись. В сгустившейся темноте напрягся слух.
Вот кто-то пошевелился в углу. Шарк-шарк, шарк-шарк. Страшно-то как, надеюсь, не паук. Мои восемь лапок нервно сжались.
Чавк-чавк – зачавкало что-то. Мои восемь ушей напряглись.
Снова перевернулась, накрывшись с головой, и разбудила симфонию в животе. Симфония Животинского. Бр-р, буп-буп, у-у-у. Скорее бы утренний завтрак. Завтрашний утрак.
Снова залаяла собака, подражая волку: ав-у-у-у. Нет, не так. Надо: ау-у-у-у.
В два голоса: а-у-у-у.
Надо меньше общаться с Французом. Чего доброго, мы теперь вместе будем воображать себя насекомыми5.
6
Стоял прекрасный набоковский день. Все как положено: солнце цвета Е рассекало своими лучами пушистые облака сквозь небо цвета С, и повсюду летали бабочки, бабочки, бабочки6, поэтому мы решили перенести нашу встречу в парк, чтобы проветрить залежавшиеся легкие и запыхавшиеся мысли.
Я пришла раньше всех и в ожидании растянулась на солнышке.
Вскоре подошел Дж. Дж., размахивая тросточкой, и устроился рядом, переведя все внимание на письмо от своей подружки, и время от времени похабно посмеивался7.
Наконец, приковыляли и Француз с Польтром, встреченные экзальтацией Дж. Дж. по очередной пошлой двусмысленности в письме, который тотчас поспешил со всеми этим поделиться.
– Ох, как же ты с этим достал.
– Это жизнь! Самая натуральная! А если не нравится, то можешь идти в ближайший трактир и слушать двухчасовую тираду о том, как какой-то старик ловил рыбу8.
Он постучал сигареткой по конверту.
– Ну что, Ло (мы теперь так тебя должны называть?), куда пропал наш укротитель струн и клавиш?9 Уж не засмущался ли он нас? Втюрил и отноктюрил? Или фа-диез онемел?
Польтр скосил на него глаз10.
– Заткнись.
7
И вдруг меня осенило: до чего глупо устроены человеческие отношения.
Проходя мимо человека, который полгода назад был для тебя таким важным, с которым хотелось делиться самым откровенным, который был номером один в списке желаемых людей, ты его не замечаешь.
И это не такое «не замечаешь», которое при следующей встрече сотрется извинениями и оправданиями, не невинное «прости, я не заметил».