– Так получилось, что я не успел сообщить отцу о вашем присутствии в доме. Дворня вас не видела, и, кроме меня и Данилы, про вас никто не знает…
– И… вы ничего им не сказали? – В тоне гостя послышалось удивление.
– Я хотел поговорить с вами.
– Что они сообщили?
– Ничего определённого, – Филипп вздохнул, – только то, что ищут вас. Раз вы не осведомлены о делах вашего батюшки, то вас наверняка разыскивают, как свидетеля. Вы же самый близкий ему человек…
– Я должен ехать в Петербург. – Ладыженский начал вставать. – Вы позволите воспользоваться вашим экипажем?
– Я бы рад, но моя карета ещё вчера здравствовать приказала, а отец с мачехой уже уехали в столицу. Кроме того, вам сейчас не стоит трястись по колдобинам – откроется кровотечение.
– Значит, я поеду верхом! – Гость встал, с трудом удерживая равновесие. – Свободная лошадь в ваших конюшнях, надеюсь, найдется?
Филипп видел, как побледнело его лицо, глаза будто запали, а нос заострился. Сделав пару шагов, Ладыженский вдруг пошатнулся и потерял сознание, Филипп едва успел подхватить его.
Обморок длился недолго, лишь только Филипп вместе с молчаливым хмурым Данилой переложили раненого на постель, как тот открыл глаза.
Он, было, вновь попытался подняться, но тут же бессильно откинулся на подушку, губы посерели, а на лбу выступила испарина.
– Вы не сможете никуда ехать в ближайшее время, – констатировал Филипп со вздохом.
– Я должен! – сквозь зубы процедил Ладыженский.
Но было совершенно ясно, что это – лишь пустые слова. Дабы осознать сие, гостю потребовалось некоторое время, по истечении которого в его сухом, отстранённом тоне зазвучала растерянность:
– Но что же делать? Я не могу оставаться здесь.
– Почему?
– Как я могу скрываться, если отец в беде? Да и потом, у вас и ваших близких могут быть неприятности из-за меня…
– О последнем не беспокойтесь – батюшка уехал, фискалы тоже, а слуги вас не видели.
– Но отец… Я должен помочь ему!
– Как?
Гость смутился.
– Надобно узнать, в чём его обвиняют, и дать показания, чтобы защитить его. Я должен выяснить…
– Давайте примем как безусловный постулат, что никуда ехать вы пока не в состоянии, – Филипп прошёлся по комнате. – Что мы можем сделать прямо теперь?
– Мы? – В голосе Ладыженского прозвучало такое изумление, что Филипп внимательно взглянул на него.