И вот, значит, я, высоченный лоб, иду по коридору поликлиники с крохотулечной бабушкой только что не за ручку, и ведет наш путь нас к кабинету окулиста, где мне должны проверить зрение, убедиться, насколько оно у меня упало (вариант, что ничего у меня никуда не падало, даже не обсуждается – чего сказки обсуждать, да?), назначить какие-нибудь таблетки, пилюльки, порошки, притирания, компрессы, а в идеале – уколы, и самое главное – объяснить мне, обормоту, что компьютер – это плохо для моих глаз, что зрение я себе испортил именно компьютером.
И вот мы идем, бабушка, значит, меня тащит на невидимом тросе, как кораблик баржу, а коридор длинный и узкий, а в коридоре, как нарочно, расселись по разным лавкам две девицы из параллельного и еще один чудик, Цухлов, кажется, тоже из девятого, но не знаю из какого. Но да, из нашей школы. И все на меня, конечно, смотрят, и на бабушку, конечно, тоже, и все, конечно, думают – фу, позор, с бабулечкой пришел, мальчик маленький.
То есть, может, и не думают, но мне-то кажется, что думают!
Да ведь сто пудов думают.
Хотя Калинка сама с отцом пришла, а этот чудик, Цухлов, вообще с мамой. Но никого не сопровождает леденящая душу стража в виде суровой бабушки размером с пиксель.
Огурцова вон вообще одна. Хотя, может, и нет, может, мать просто вышла куда-то.
Огурцова – тот еще фрукт с шипами. У нее одно время была идиотская привычка – подходить ко мне в школе, задавать нейтральный вопрос типа «который час?», выслушивать ответ типа «двадцать минут второго» и начинать его повторять мерзотным голосом стопятьсот раз, да еще громко, чтоб все слышали.
– Двадцать минут втааарооова! Ихихихи, двадцать минууутвтароооова! Ахахаха!
И ведь никогда так не делала, если никого рядом не было из ее подружек. Ей нужна была публика, и публика заранее к ней добренькая. В одиночку ахахакать ей было неинтересно.
Ну я раз вытерпел, два вытерпел. Три. Потом сам за ней стал повторять. Она мне: «У вас какой сейчас урок?» – и я ей, гнусненько так: «У вас какооойщасссурок!». Ну такое. Никто как-то не смеялся, и она еще смотрела как на плесень, типа – ты что, заболел, мальчик.
А все равно прокатило, с вопросиками своими она от меня отвяла.
И переключилась зато на этого чудика.
Я видел, как они с еще одной козой из того же класса ходили за ним на перемене хвостом и гоготали. А он от них уходил, и лицо у него было каменное, и я еще подумал – может, ему пофиг? Правда? Потому что если не пофиг, то он очень классно делает вид, что пофиг. Покерфейс. Мне бы так уметь. Но тут он побежал, и руки у него были как приклеенные к бокам, а он все бежал, и пробежал мимо меня, и я увидел… Не знаю толком, как сказать, в общем, стало понятно, что совсем ему и не пофиг.