– Ты, ты посмеешь меня ругать, слугу отечества, который под Плевной кровь пролил? – закричал на него капитан. – Эфиоп этакий! Торгаш, пиявка, погубившая родовитого дворянина и его семью!
– Ну, не буду ругаться, так на суд пойду. При мне свидетель есть, – понизил несколько тон Лифанов и стал сходить в нижний этаж.
Внизу приходилось проходить по столовой, отделанной старым дубом, убранной тарелками, висящими в рисунок на стенах. В столовой на столе кипел самовар и сидели старушка-княжна, сам Пятищев и его дочка, совсем еще молоденькая девушка, очень хорошенькая, черноглазая, с роскошными волосами, заплетенными в две толстых косы и спускающиеся на спине по пунцовой канаусовой кофточке, надетой на черную шерстяную юбку. Пятищев пил чай из большой голубой, так называемой аппетитной чашки севрского фарфора.
– Чай и сахар… – сказал Лифанов в виде приветствия.
– Не хотите ли с нами за компанию стаканчик?.. – предложил Пятищев, стараясь как можно более быть ласковым с Лифановым, чтобы задобрить его к снисходительности, хотя в душе его клокотало и чувства были совсем противоположные.
– От чаю, ваше превосходительство, не отказываются. Чай – не водка… – отвечал Лифанов. – Очень вами благодарны, но уж господин капитан у вас очень сурьезный и строгий мужчина. Пить чай и слушать ихнюю ругательскую словесность – извините, не могу. Ведь как завели эту шарманку, так до бесконечности на один вал. Ведь вот и сейчас наверху – такие куплеты, что прямо не подобает, извините, и повторять. А за что-с? Помилуйте… За мою доброту, что ли? Я в почете… Я тоже медали имею за поставки и пожертвования. Да-с… Так что извините…
Лифанов поклонился, хлопнув себя картузом по бедру.
– Иван Лукич, зачем ты это?.. – с упреком сказал Пятищев, вскидывая на капитана глаза. – Я ведь просил тебя быть учтивым. Господин Лифанов так добр до нас, снисходителен, а ты… Нехорошо. Прошу тебя прекратить.
– Именно добр, ваше превосходительство, – подхватил Лифанов. – Другой бы знаете как? Через полицию выселял бы. Со становым, с судебным приставом, с урядником.
– Ну, посмотрел бы я, как вы сюда с полицией явились! – угрожающе произнес капитан. – Кулак! Мироед! Душитель дворянского семейства.
– Изволите видеть, какие куплеты! – вырвалось у Лифанова.
– Уходи, Иван Лукич, уходи! Угомонись там, у себя. Ты раздражен, – замахал руками капитану Пятищев.