– Фокин, ты чего приперся? Тебя конопатый отпустил, что ли?
Павел и в детстве считал этого слизняка гнидой, а сейчас вообще смотрел на него, как на моль. Через несколько лет это чучело сядет за изнасилование и сгинет в петушиных углах украинских зон.
– Так физры нет сегодня, а уроки кончились, – не замечая явного презрения, ответил Фокин. Давно не стриженные, зализанные набок соломенные волосы, перхоть на плечах, заляпанный чем-то пиджак вызывали отвращение.
– Ну и вали. Домой или куда ты там шел.
Павел встал, закинул через плечо согнутую в локте руку с портфелем.
– Там это, слышь… Ящер тебя за школой ждет. Побазарить хочет, – в спину ему ехидно крикнул Фокин, но он даже не обернулся.
Простенький плоский ключ лежал под ковриком. Павел толкнул дверь, скинул казавшиеся бетонными туфли, прошел в детскую, не раздеваясь, рухнул на кровать и моментально уснул. Организм ребенка, не привыкший к взрослым стрессам, отреагировал единственно доступным ему способом – вырубился.
Острые коготки, чуть касаясь, медленно прочертили восемь еле заметных розовых полосок от затылка к ягодицам, вернулись скользким лаком по ребрам к подмышкам и спрятались в мягкие подушечки, нежно топчущиеся по нему, раскинувшемуся звездой на широкой кровати. Горячая приятная тяжесть, сидящая на нем, медленно двигалась, лапки просунулись под живот и вниз, спину накрыло теплым бархатом, а лицо защекотало.
– Доброе утро милый, – мочку уха всосало горячее и влажное. – Иди ко мне.
Повернувшись, он свалил ее, пискнувшую, прижал, даже не обнял – схватил, как в первый или последний раз в жизни, зарылся носом в шею, запустив обе пятерни в густые растрепанные волосы. Она ответила сдавленным стоном. Намечающийся утренний секс превращался во что-то большее. Какая-то сумасшедшая энергетическая диффузия слила два пылающих тела в одно. Их атомы проникали друг в друга, смешивались и, набирая скорость, сталкивались в дикой пляске, разогревая до критической отметки этот любовный реактор.
Карина приподняла голову: «Я тебя обожаю…» Прикоснулась губами к одному прикрытому глазу, потом ко второму:
– Вставать надо, милый, время уже. Паш…
Он не реагировал.
– Хорек, – толкнула она кулачком в ребра. – Вставай давай, Паш! Паша! – она раскачивала его уже двумя руками. – Хватит придуриваться! Проснись!..