Её личность несла в себе много вопросов, и будь Кейдан не опьянён возможностями, что дарит её присутствие, он без сомнения бы пустился в изучения мотивов Ирины. Возможно, он нашел бы в них ответы на все возникающие вопросы, или быть может ему бы открылись детали, позволяющие увидеть всю картину целиком, а ее наполнения оттолкнуло бы его от своей собственной работы. Кейдан не хотел думать о подобном, его мысли занимала лишь открытая возможность, сияющая на горизонте как неописуемый маяк, заливающий всю округу ярким светом, в тенях которого, прячутся детали, не имеющую сейчас права проявлять себя. Эти детали, хоть и невидимые сейчас, могли сыграть важную роль в дальнейшем существования Кейдана, но он предпочел думать о другом будущем.
Весь этот поток однотипных мыслей возникал исключительно тогда, когда Кейдан обнаруживал странные детали, такие как мотивы Ирины или его фирменный почерк, использованный ей. Но этот поток быстро затухал, не взирая на весомость некоторых доводов. Так же случилось и в последний день, когда Кейдан переписывал составленные конспекты.
Отложив в сторону записи и мысли, Кейдан откинулся на спинку кресла, и ощутил прилив созданных иллюзий. Еще мгновения, еще несколько часов, и старое, забытое чувство вновь наполнит его тело, демонстрируя результат проделанной работы.
Сонливость подступила удивительно быстро. В этот раз Кейдан решил не принимать снотворное, оставляя всё на работу организма. Глаза сковывала пронизывающая боль, когда веки из раза в раз поднимались, давая возможность увидеть сколько времени прошло. Минуты тянулись, и сонливость собирала в общий ком все признаки подступающего сна. Сознание легкой пеленой накрывали мысли, растворяя все бурлящие миры, пронизанные остротой расслабленности тела. В голове всё затуманилось в такт замедляющемуся дыханию. Последняя ясная мысль принесла вести о том, что близится момент истинны, близится неведомое, несшее на себе угрозу и в тоже время просветления. На часах десять минут одиннадцатого, и в обычный сон провалилось сознание ученого, месяц избегавшего его.
Темнота сменилась ярким светом, заливающим округу маленькой, неизвестной местности. Этому событию предшествовало непроглядная темная пустошь, где виднелось лишь легкое дуновение непринужденных мыслей. Они, словно брошенные в воду листья умирающего дерева, плавали от события к событию, захватив под собой опустевшее сознания. Мысли показывали ему возможные сюжеты, рассказывали истории, закрученные собственной прихотью, и указывали направления, выглядящие как обжитое пространство, залитое светом. Этим пространством был небольшой островок, выделяющийся в пучине мрака ореолом живительного света, тянущего все мысли и сознания в недра своего могущества. Остров граничил с всевозможными поворотами, внутри которых, раскинулись отдельные сюжеты, не обладающие какой-либо смысловой структурой. И будь сознания в одиночестве, оно без сомнения увязла бы в бесконечных поворотах, заранее приготовленных. Но в этот раз его сопровождали мысли, подсвечивающие правильный путь. Они привели затуманенное сознания в самый центр бушующего, белого света. Оказавшись внутри, через мгновения свет погас и утратил свою белизну, заменяясь на теплый оттенок солнечных лучей.