– И-го-го! – отрывисто подтвердила лошадь.
– Можно мне на ней посидеть? – охрипнув от волнения, просипела я.
Еще похохотав, в восхищении от моей новой экстравагантности – похоже, она произвела меня в шутихи, тетка сказала:
– А чего? Полезай. Да погоди, подсажу.
И вот я восседаю на спине клячи, а та идет себе да идет вдоль борозды. Блаженство неописуемое, страха нет, хотя очень высоко, лошадь кажется ужасно толстой, а собственные ноги – слишком короткими, чтобы объять необъятное. Все это пустяки: главное, есть в жизни счастье.
От "палаццо" хорошо видно, как я красуюсь верхом. И я сверху вижу бабушку и Веру. Они стоят и, заслоняя глаза ладонями, смотрят на меня.
Прощаясь, я с надеждой спрашиваю новую приятельницу:
– А завтра можно опять прийти?
– Пондравилось! – баба заливается хохотом. – Да приходи, чего.
Что такого уж интересного было для меня в этой кляче, которая тащилась по прямой из конца в конец поля, поворачивалась и тем же равномерным унылым шагом плелась обратно? Не сумею объяснить: сама не знаю. Но только я буквально голову от нее потеряла. Все в ней, даже явная безотрадная старость, трогало меня и восхищало, должно быть, потому, что в отличие от молодого резвого коня это животное не наводило на меня робости, хоть и было таким большим. Мне уже казалось, что я всегда теперь буду кататься на этой прекрасной лошади, она ко мне привыкнет, и, может быть, придет день, когда мне позволят сесть на нее без плуга, проскакать полем и лесом… О том, как скачут, бедная скотинка, верно, давным-давно забыла, зато моя фантазия уже неслась галопом.
– А меня возьмешь поехать на лошади? – требовательно спросила Вера.
– Ты что? Нельзя! Ты маленькая! – почуяв опасность, я попыталась пресечь ее в зародыше. Но где там!
– Я же не одна буду, а вместе с тобой. Я хочу! Ты нарочно.., – сестра энергично дипломатически заревела.
– Так! – на пороге стоял отец в самом неблагоприятном расположении духа. – Опять маленькую обижаешь?
– Саша сама на лошади катается, а меня не берет! – пропищала Вера.
Это был конец. На чело отца набежала грозовая туча:
– Какая лошадь? Кто позволил?
Объяснять, что лошадь смирная, что ее вела в поводу знакомая тетя, не имело смысла. Преступление было налицо: его не спросили. Выкручивая мое ухо, отец прорычал:
– Не сметь подносить мне сюрпризы! Про лошадь думать забудь!