Когда увидишь меня – плачь - страница 5

Шрифт
Интервал


В этом не было ничего смешного, но оба фыркнули.

– Хотя, если возьмёшь меня в помощники, я, пожалуй, не откажусь. Правда, придётся сменить имя и не попадаться на глаза твоему шефу, но, думаю, с этим я справлюсь. Буду подавать тебе катушки и кричать «мотор!», или что ты там кричишь, запуская фильм.

Том рассмеялся.

– Обычно я говорю «поехали», и в этот момент меня слышат разве что мыши. Но если серьёзно, то выгоднее играть по барам, чем сидеть в рубке пять дней в неделю.

– Но и тем и другим ты занимаешься исключительно из любви к искусству.

– Само собой.

Они снова расслабились, мимолётное напряжение рассеялось в тёплом осеннем воздухе. Том откинулся на жёсткую спинку кресла и заложил руки за голову. Почти шезлонг, не хватало лишь пляжа или на худой конец бассейна поблизости. Ну и какого-нибудь цветного коктейля вместо чашки остывшего кофе.

Как это часто бывало, Том даже не задумался о том, что нарисовавшаяся в мыслях картинка пришла из другой реальности, не той, где он жил. В его голове хранился богатый каталог фильмов, которые никогда не покажут в кинотеатре «Победа», фильмов, которые в детстве заменяли ему унылую действительность. В них было место бассейнам, коктейлям с бумажными зонтиками и многим другим немыслимым вещам, но, если бы Тому вздумалось рассказать о таком вслух, на него в лучшем случае посмотрели бы, как на идиота. Ну а в худшем – донесли бы в Управление.

Только Адам и Полли, а когда-то ещё и Оскар, понимали, что всё это значит. Только им, своим лучшим друзьям, Том доверял самое ценное, что у него было. Разумеется, он не мог ничего показать им: теперь этих записей не найти даже в Пустом доме, но его пересказы были настолько красочными и живыми, что воображение вполне справлялось самостоятельно.

Он вырос в семье, где фильмы любили больше, чем набитый холодильник, и где много лет соблюдалась традиция: с наступлением темноты опускались тяжёлые шторы, выключался верхний свет, и тогда мама раскидывала по полу подушки, а папа, сидя на паркете к ним спиной, при свете торшера перебирал десятки, сотни цветных коробочек. Они хранились на тёмных извилистых антресолях, тянувшихся по потолкам вдоль комнат и коридора их старой квартиры, и извлекались на свет строго по вечерам, когда ни один приличный сосед уже не постучался бы в дверь попросить соли.