– Они бараны! – снова как бы не с самим собой заговорил Егор. – …Куля, Пастор, Фабрикант! Что, – не бараны?! Бараны! Хотя, – рука Егора ухватила стакан и зло поднесла к губам, – …постой, постой! – резко выдохнув, глотнул дрянной водки. – Это ведь они предатели. И преступники! Государственные! Они-они! Потому что не могли не знать, что россияне до этого откатали танками да отбомбили «Градами» практику гибридных завоеваний территорий непослушных им стран, и как раз – на своих соседях. …Когда-то их всё равно будут судить! И – в Чернобыль, на пожизненное. А к ним туда и «свинопаса», да ещё и его же вилами ему – в задницу, и Олежку, этого, что в боках подобрел как баба, а на лицо – морда бульдожья, и заодно всех скачущих… Вместе пусть и расстраивают зону отчуждения на европейский лад!
В запальчивости подумав о таком, Егор как бы и остыл. Но вообразил себе картину-территорию 29-го участника Европейского союза, а там – яблоку негде упасть, и Пизанская башня из тел, под небо. Получалось, что половина населения Украины. Это и смутило.
– Да! – уже сам себе утвердительно заявил он, – на чумных поведёшься, сам сдуреешь от того, что они натворят. …Уже натворили! – себя же поправил, потягиваясь сонно.
Но резво встал со стула, двинул плечами вперёд-назад и направился к двери, на выход из дома. У неё, кривясь, и обулся – нельзя во двор не обувшись.
Лето и впрямь дозревало: желтобоких груш насыпало во дворе чуть ли не гору и они бурно гнили, указывая этим на высокую влажность воздуха. Вишня на прогнувшихся ветках стала бордовой – совсем спелая. У калитки без самой калитки зарумянилась на солнце смородина. Красавица! В пустоту, раскоряченную двумя сухими столбиками, но ещё крепкими посеревшей древесиной, Егор и шагнул.
Дерьмовая водка не уложила в постель, как хотелось, чтобы заснуть и хоть какое-то время не думать, как жить-то дальше между двух огней и как бы в ничейной зоне, что ещё хуже. Наоборот: наговорился сам с собой об этом же, только стало хуже.
Пошёл улицей, вздыхая печальницей, от которой остались кое-где лишь малюсенькие островки асфальта; бордюры давно выкопали домовитые и растащили по своим дворам ещё при коммунистах. Ночью конечно, как классические воры. Зато сейчас, при демократии, воруют и грабят уже с рассвета!
Улица «Ручейная» зигзагами будто отвлекала, что вот, оказывается, почему её так назвали. Да и сам посёлок – тоже, Ручейным. Но и не совсем поэтому. Дома не жались к берегу, не разбегались вдоль него, а точно притоком реки Донец выстроились от пологого берега рядами по десять дворов. И так издавна рабочий посёлок, год от года удлиняющимся квадратом, как бы пополз в гору. А от берёзовой рощи, что вверху, похож был на притоку, когда разжигали в домах печи. Ну похож: сизый туман над водой – это, если смотреть сверху и воображать.