Признаться, я и помыслить не мог, чтобы такая женщина обратила на меня внимание. Хотя я был достаточно красив по меркам современности: правильные черты лица, статный, хорошо сложенный. Работа на ферме возымело свое действие – я всегда был в отличной форме и не пренебрегал физическими упражнениями. Конечно, я был романтиком, но мое творческое нутро всегда просвечивало дичайшую неуверенность в себе, которая грызла меня без конца.
Я понял, что нужно снова надеть маску безразличия, которая пришлась мне по вкусу. Не самое приятное чувство – попасть в силки Милли. Нет уж, я достаточно умен для того, чтобы проигнорировать ее нелепые предположения.
– Мужчине свойственно животное влечение, – не унималась Милли.
Я закурил и откинулся на спинку стула.
– Я выше всего этого. Безусловно, эта женщина привлекательна. Но не настолько, чтобы взбудоражить душу творца. Хотя, возможно, я бы и написал ее.
Мои волнения улеглись. Я не верил во влюбленность. Я верил в искусство постижения души, которое пока только нащупывал нерешительными движениями. Но я был уверен в том, что только на этом искусстве и зиждется сама теория любви. В теории я был подвешен недурно, однако же практика беспощадно «провисала».
– Тогда вас определенно нужно представить друг другу.
Я залпом осушил очередной бокал шампанского. Алкоголь подтачивал мое беспокойство, и я окончательно размяк – это было мне на руку.
– Почему бы и нет, – бросил я вполне беспечно.
Рене допела вторую композицию и под оглушительные аплодисменты принимала букеты и подарки. Она еле заметно улыбалась, ее сдержанность, некая скованность возбуждала во мне любопытство. Милли знала, что после первого выступления Рене всегда выпивает черри, затем уходит в гримерку и возвращается через час на сцену. Я восхищался своей визави, она в мгновение ока выловила певицу и усадила за наш столик. На меня нахлынула волна ароматов: в этом танце кружились роза, карамель и вишня. Милли представила нас, и я сумел разглядеть Рене вблизи – она оказалась еще более красивой, хотя черты ее лица были абсолютно не классическими. Полноватые губы в бордовой помаде улыбались краешками и вежливо произносили слова, которые я не мог разобрать. Сейчас я мог рассмотреть цвет ее глаз – они напоминали ту самую карамель, которая ласкала мое обоняние: тягучая карамель у самого зрачка, а дальше орех – темный, глубокий оттенок. Она бросила на меня уверенный взгляд исподлобья, я слегка смешался, но и не думал теряться.