Я часто размышляла о том, что “Корона” – твое самое прекрасное стихотворение, оно самым совершенным образом предугадывает то особое мгновение, когда все обратится в мрамор и будет навсегда. Но мне здесь не придет “время”. Я жажду чего-то, что мне недоступно, все тут плоское и затхлое, обессилевшее и использованное еще до того, как им успели попользоваться.
В середине августа собираюсь появиться в Париже, всего на несколько дней. Не спрашивай, почему и зачем, но будь там для меня – всего на один вечер, на два, на три… Поведи меня на набережную Сены, мы будем долго смотреть в ее воды, пока не превратимся в маленьких рыбок и не узнаем друг друга вновь.
Ингеборг.
…не придет “время”. — Аллюзия на строки стихотворения Целана “Корона”: “Теперь время, чтоб время пришло” (Перевод В. Барского).
8. Пауль Целан – Ингеборг Бахман
Париж, 4(?).08.1949
Ингеборг, дорогая!
Всего несколько строк, в спешке, чтобы сказать, как я рад, что ты приезжаешь.
Надеюсь, это письмо придет вовремя, и ты напишешь, когда прибывает поезд: можно ли мне тебя встретить? Или лучше не надо, я ведь не смею спрашивать, почему и зачем ты едешь?
Я полон нетерпения, любимая.
Твой Пауль.
Вот мой телефонный номер:
DAN 78—41
…ты приезжаешь. – Ингеборг Бахман приехала в Париж только осенью 1950 года.
DAN 78–41. — Телефонный номер отеля, тогда у Пауля Целана не было своего телефона.
9. Пауль Целан – Ингеборг Бахман
31, Рю дез Эколь
Париж, 20 августа 49 года
Моя дорогая Ингеборг!
Ты, значит, приедешь только через два месяца – почему? Ты этого не говоришь. Ты также не говоришь, надолго ли, не говоришь, получила ли стипендию. Пока что мы, как ты предлагаешь, могли бы “обмениваться письмами”. А знаешь, Ингеборг, почему весь последний год я тебе так редко писал? Не только потому, что Париж загнал меня в тупик жуткого молчания, из которого я пока не выбрался; я, кроме того, не знал, что ты думаешь о тех коротких неделях в Вене. Как я мог это понять по твоим первым, в спешке набросанным строчкам, Ингеборг?
Может, я ошибаюсь, может, дело обстоит так, что мы избегаем друг друга именно там, где очень хотели бы встретиться, может, виноваты мы оба. Только я иногда говорю себе, что мое молчание, наверное, понятнее, чем твое, потому что тьма, которая навязывает его мне, старше.
Ты знаешь: важные решения каждый должен принимать сам. Когда пришло то письмо, где ты спрашивала меня, выбрать ли тебе Париж или Соединенные Штаты, я бы охотно сказал, как бы меня обрадовало, если бы ты приехала сюда. Понимаешь, Ингеборг, почему я от этого воздержался? Я сказал себе: если бы ты действительно придавала какое-то (а это значит: больше, чем какое-то) значение тому, чтобы жить в городе, где живу и я, ты бы не спрашивала у меня совета.