А через несколько часов он мрачно пил водку в хаотично заставленной какими-то коробками и ящиками комнате Верки-поварихи. Неряшливое, неприютное помещение выглядело, как каптёрка зоновского барака. Одноэтажный деревянный барак-общежитие стоял среди таких же старых, серых от старости и вечной непогоды коробок через дорогу от зоны. Расконвоированные поселенки жили здесь годами, а то и десятилетиями – многим некуда, да и незачем было возвращаться на Большую землю. Там их никто не ждал, устроиться на работу было почти невозможно, вот и оставались они в этом крохотном таёжном поселении навсегда, чтобы потом без особых церемоний упокоиться на продуваемом всеми ветрами кладбище на опушке соснового бора. Пока были более или менее молодыми, принимали в гостях замученных беспросветной служивой жизнью и бесконечными драками в казармах солдатиков-срочников с водкой, которым некуда было податься и не с кем просто поболтать о чём-нибудь, кроме обязанностей часового и дурного армейского фольклора. Много пили, быстро старели, печать зоны на лице не исчезала, а проступала всё ярче и объёмнее…
Верке-поварихе было около тридцати, но её раскрасневшееся от выпитого широкоскулое лицо с задубевшей на морозах и ветрах кожей напоминало разрезанный по шву кирзовый сапог. Это впечатление подчёркивали малиновые крашеные кудри химической завивки. Она, прищурившись, смотрела на двух друзей, пришедших к ней отметить день рождения.
– Вы, мужики, козлы все до единого. Тихо! – она жестом остановила пытавшегося возразить ей Толика, – Знаю, что говорю. Я тоже, как дура конченная, тогда на уговоры своего дружочка поддалась и 146 статью на себя приняла.[9] Говорил, дадут трёшечку как максимум, а если в группе пойдём по предварительному сговору, то вся пятнашка… Ага, хрена там, по пункту «в», с причинением тяжких телесных повреждений, десяточку огребла. И где мой дружочек теперь, когда я уже семерик отсидела, а условно-досрочное не дают? Ну, хоть расконвоировали! Всё, вперёд… Давай, наливай! С днём рождения!
Она опрокинула рюмку, выудила из банки маринованный огурец, хрустнула им и повернулась к Володе:
– А ты чего молчишь-то красавчик? Дню рождения не рад? Молодой совсем, всё впереди, живи да радуйся, домой скоро поедешь…
Толик снова сунулся к ней и громким шёпотом поведал ей о случившемся сегодня на колпаке. Верка громко хлопнула ладонью по столу.