Ведь, когда понадобится,
придется ехать в райцентр, за семь верст, глиняного киселя хлебать
брезентовыми сапогами по самую кладку.
Но есть люди, которым такое
нравится. Их немного, но они есть. Сам видел.
Я же, человек городской и
поэтому, у меня, водка и бабы естественным образом сочетаются с
понятиями природы и девственности леса. Странным образом, с этими
понятиями органично уживаются промышленные швейные машины и
антибиотики, убивающие гонококк на корню за один, максимум – в два
приема, а также, свиноферма в ярославских лесах, сопряженная с
овощехранилищем в пять кирпичей, с подмоченным цементом россыпью и
ручной пилой «Дружба На Двоих» в финской сауне без финских
лесорубов и баб, но с водкой. Но последнее – это мое и вам не
интересно.
Люди, задерганные суетой и
вечным сумраком города, треснувшего асфальта и обветренного бетона,
мечтают о море, мечтают о пампасах, о лесе, о горах, о синем небе,
о байдарках и каноэ. А дай им такую возможность, и
оглянуться не успеешь, как уже подтянулись к байдаркам какие-то
женщины и такие же четкие разносчики скверно копченой рыбы, с
подкисшим пивом и арбузами, охлажденными в ближайшем арыке, и
водкой, принесенной в трусах или полотенце, мимо бдительной стражи
в топчиках и косынках на голое тело.
Что называется, «по человечки
отдохнуть», можно только в условиях цивилизованного общепита и
свободной съемной хаты. На Канарах. Там – да, можно.
И не дай вам Бог заболеть в
деревне. Сломать себе чего-нибудь в лесу. Да, вон, хоть машину
сломать у поворота. Замучаетесь.
Три недели я провел в этой
доисторической землянке, на природе, в скрепахъ... Три.
Недели.
Учился ползать, сидеть,
вставать, контролировать руки-ноги, мочевой пузырь и кишки.
Намучился, короче-длиннее, слов нет таких.
Из разносолов регулярно давали
мясо, давали и мясной же бульон, и среднеотпаренную кашу, на том же
бульоне. Сначала давали и кормили, а потом я уже сам ел. Ну,
сначала самому есть было трудно, давился часто, а потом ничего,
приладился. Но, две недели изжоги, после каждого приема пищи,
настроение портят очень сильно. А все - травы, которые в любой
бульон и любую кашу пихал мой спаситель. Организм, привыкший к
макаронам и пицце, с трудом перестраивался на деревенский
манер.
Кусок хорошо вываренного мяса
по вкусу я определил на пятый день, до этого жевал без вкуса. Да и
запахов не чувствовал. И жевал - тяжело, словно рисовую лепешку без
соли после стоматологической резекции всех зубов под качественным
зарубежным наркозом. Зубы при этом, так и норовят откусить что-то
лишнее. Во рту - все лишнее.