Получается, что глотаешь
что-то вместе с кровью или поперхиваешься бульоном с кровью,
которая не успела свернуться. А потом кашляешь и кашляешь, как
заведенный. И еще раз, кашляешь. За всю мазуту.
Но самая засада - в скорости
усвоения пищи.
Оглянуться не успеешь, раз, а
бульон из тебя уже вышел. И вышел сам. Без разрешения.
Стыдоба. Но, стыд глаза не
ест. Их мочевина хорошо разъедает, если затекает, а
стыд...
Дед часто уходил. Потом
возвращался. Подтирал за мной и обтирал, как маленького. Кормил.
Поил. Выхаживал, как умел. Потом уже и сам я стал, по
чуть-чуть.
Кто ухаживал за
парализованными родственниками, того простудой не запугать. Кто сам
лежал бревном на кроватке, тот знает почем фунт лиха. Даже после
инсульта выживают. Люди, вообще, живучие.
А через неделю, от того
момента, как я снова почувствовал вкус к жизни, с неба зарядил
дождь. Он лил и лил, не переставая ни на один день. То мелкий, то
крупный, то пузырчатый. К тому времени я уже умел ползать, как
тюлень или морж, но все-таки. Прогресс, какой-никакой.
Все это время, думки в моей
голове не переводились, как в будильнике стрелки. Все тикали и
крутились. Все гадал я, и где я, да кто я, и что теперь. Думал, то
ли в параллельность меня, какую, закинуло, то ли в будущее. Все
понять не мог – куда именно, ясно, что не на Колыму и не в Крым.
Лес вокруг, тайга и дождь.
И за что меня так
приложило?
Ни в чем таком, крамольном,
замечен не был, лег в свою постель. Это я помню. Сплю я всегда
один, не могу, когда кто-то рядом ворочается или вздыхает. Жена
сначала обижалась, а потом рукой махнула. И правильно…
Вот так – раз.
А потом – два.
И лежишь ты в гробу,
беспомощный, и приходят к тебе только твари лесные,
знакомиться.
Короче-длиннее, за неделю я
сам себя так накрутил, что как только появилась возможность
выползти на свет божий, я сразу и пополз. Ну и выполз, пусть и
пришлось немного постараться. И конечно перевернулся, с большим
трудом, на спину, чтобы в небо посмотреть. Красоту разглядеть. И
сразу же получил в глаз каплей, крупной, калиберной, как из РПГ
Симонова, того, что из крепостного ружья переделали. Вот так,
подбили меня влет каплей с неба.
А я и так, весь из себя,
ранетый.
Ну, закрыл глаз, проморгался,
а потом, как стало его жечь, как стала ощущаться в глазнице чистая,
как слеза, серебряная чайная ложечка, да как воткнулись в глазницу
две палочки красного дерева. Где-то видел, как орудуют китайцы
палочками, как ковыряются в башке у живой мартышки. Ух, как я
покатался у порога, как повыл, да поплакал.