В ванной. На трубе.
Именно – дома!..
…С ним было неинтересно.
…Подлинный пафос общения – пафос недоумения. – При отслеживании друг друга на этом свете.
Она, мама, со мной никогда – никогда всерьёз ни о чём не говорила.
Только поглядывала пристально.
Лишь бегло небуднично выговаривала уж самое насущное.
В детстве разве и в отрочестве ещё что-то и выражала на моё упрямство и вздор, но всё это в словах, какие и в школе, педагогических.
–– Одевайся!
–– Иди умойся!
–– Садись ешь!
Не знала, не знала, что сказать…
–– Учи уроки!
–– Сиди прямо!
Не знала, что сказать… Иначе бы я этого не чувствовал!
–– Иди гуляй!
–– Иди домой!
–– Вымой руки!
–– Ешь!
–– Ложись спать!
А лишь я в старших классах – не только поглядывала, но уж и вздыхала.
Будто я в чём-то виноват. Ощущение, впрочем, – живое и явное!..
И – чтоб я не забываясь волновался.
Да она не знала – что самой-то себе сказать!
Теперь понятно…
Нет! И всегда, всегда было мне понятно, понятно: не знала, не знала, что себе сказать.
И поэтому – именно поэтому в домашнем воздухе висело всегдашнее виноватящее: мы тебя кормим, одеваем, мы даём тебе пример труда и честности. И поэтому – само собою всё остальное с тобой должно быть. Тем более – ещё и учителя и учебники. Чего тебе ещё?!..
Но опять – в самое детство. Там – откровеннее.
Отслеживание друг друга – уже с тех пор.
Все всегда – за мною: что-то, дескать, у него на уме?..
И лишь тогда открыто и точно мне в глаза:
–– Нарочно капризничает!
Верно! Вот это – верно.
И так бы – всю жизнь, и – каждый каждому.
Да, нарочно.
Да и все-то всегда всё делают нарочно. И что делают? – По сути одно: спровоцировать другого!.. спровоцировать проговориться!.. проговориться о смысле жизни!..
А отрочество – сосредоточенно откровенно.
Я, придя из школы, – бабушке:
–– Человек треть жизни проводит во сне!
Бабушка головой качает… ногти грызёт… и о чём-то нетерпеливо молчит…
А о том, чтобы мои слова вечером передать – маме, маме!
Она – она ни в ком в жизни не нуждалась. – Если о мужчинах. – Ни в муже, ни в сыне.
Уважала – бабушку свою и мать.
Эмансипированная, по-книжному, – урождённая и убеждённая!..
Но вот… грядёт, грядёт событие…
И она – вдруг именно мне:
–– Ты, что ли, меня хоронить-то будешь?
Тому, кто считает её – вечной, вечной!..
Оказывается, у неё… всего-то и заботы…
И в последние свои годы – то-то чуть не плясала, с палкой-то, перед дочкой и перед… своей, конечно, этой… сестрой!..