Номер девять "Глава отдела кадров". Обычный голый мужик. Ну, может, жирноватый. Нет, правда, это был обычный голый мужик, с невозмутимым еблом, идущий в толпе блядских чудовищ. Он смотрелся в этой уродской толпе столь неуместно, что, наверное, следовало описать его первым, а не девятым. Я пялился на него куда дольше, чем на остальных, силясь найти хоть какое-то уродство: хуй со ртом, языки вместо сосков, пальцы рук вместо пальцев ног, хоть что-то, блять. Но нихуя: обычный мужик. Он словно попал сюда в приступе лунатизма и сейчас был уверен, что одетый в строгий костюмчик пиздует на работу в толпе других работяг. Хотя, может всё дело в усах? Усы у него были подозрительно дебильные. Кто вообще такие носит? Нахуя? Мерзость, блять.
Номера десять, одиннадцать и двенадцать я описыватьне буду, потому что вся эта пизданутая кавалькада достигла встречающую её отчаянной стрельбой из ружей толпы деревенщин и, раньше, чем я успел как следует охуеть от той мысли, что знаю слово "кавалькада", началась ёбаная мясорубка.
Нет, я бы конечно успел описать всех чудовищ, но ох уж этот ёбаный обычный голый мужик…
Многоножка кинулась в атаку первой. Она по длинной дуге прыгнула на какую-то молодую девчонку и, обхватив всеми руками, крепко прижала к себе. Раздались дикие вопли, полные боли и ужаса, – кстати, хуй его знает, стоит ли и дальше уточнять какого рода вопли раздавались, потому что все они были воплями боли у ужаса, – тварь и её жертва повалились на землю. Из-под рук многоножки во все стороны, словно вода из стиснутого в кулаке шарика, забрызгала кровь. Видимо, хуёвина принялась жрать плоть своей жертвы всеми своими бесчисленными ебальниками.
Изображение в глазах моргнуло, и вот вместо многоножки я вижу, как жертва, катаясь и крича, яростно колотит в своё тело сапожным шилом с деревянной ручкой. Кровь действительно местами брызгала в стороны, но не так сильно, как мне приглючило.
Следом напала длинная баба с обвисшими сиськами, обогнавшая перед самым финишем козлоголового слизня. Как оказалось, спиногрызов баба тащила с собой не потому, что их не с кем было оставить дома: как только она достигла толпы, так сразу принялась ебашить ими всех, кто попадался под руку, словно дубиной. Сами дети при этом не то чтобы были сильно против, даже наоборот – врезаясь в очереднуюдеревенщину, на отходе, когда мамка начинала заносить их для следующего удара, пиздюки старались вцепиться когтями в лицо маминой жертвы.