Изображение снова моргнуло помехами, и вот передо мной самая обычная невысокая девчонка в хлопковом сарафане, хуячущая людей искалеченным телом очевидно мёртвого младенца. Эти удары едва ли могли нанести серьёзный урон жертвам, но у "чудовища" всё на этот счёт было продумано: после каждого удара вперёд бабы выпрыгивал её муж, – может, и не муж, конечно, но я предпочту думать, что муж, потому как это добавляет драматизма, – с молотком в одной руке и ножом в другой. Он со всей дури ебашил молотком не успевших оправиться от удара младенцем бедолаг, а потом, почти на отскоке обратно за спину жены, наспех полосовал ебальники ножом. Нихуя себе семейка, блять.
Наконец в драку врывается козлослизень. В козлиных глазах пылает горечь поражения: у него отняли второе место и сейчас он отыграется на зрителях…
Оттолкнувшись руками от асфальта, слизень делает полусальто и хватает голову какого-то мужика. Не теряя времени принимаетсявыдавливать ему глаза большими пальцами. Дальше к остальным крикам, которых тут уже более чем дохуя, добавляется ещё один, понятно чем наполненный (болью и страданиями). Но ослепления жертвы козлослизню оказывается мало, и он решает отведать хуятинки… И сексуального подтекста в этом нет: он просто вгрызся в его хуй, яростно мотая головой, словно псина, пытающаяся оторвать кусок от прижатого к земле лапами ботинка.
Помехи – смена картинки. На самом же деле в хуй бедолаги вгрызался небезызвестный мне дедок – настоятель "Козлиной церкви", а глаза выдавливала какая-то старуха, стоявшая за спиной жертвы.
Примерно в этот момент я понял, что могу переключать зрение с глючного на реалистичное по своему желанию. Это сложно объяснить, но управлялась эта способность силой мысли: хочешь видеть глюки – видишь глюки, не хочешь видеть глюки – не видишь глюки. Где ж ты была, когда я по стенам бегал, сука…
Тем временем на сценку выползла баба с руками из глаз. Этими руками она выхватила из толпы сначала одну щуплую девчонку, затем вторую. Обеих насадила спинами на крючья, торчавшие у неё из плеч. Вторую девчонку попытался спасти какой-то мужик, но стоило ему оказаться достаточно близко, как тварь, выгнув спину и перекинув ноги через себя, ударила его в ебальник костяным колом-ступнёй, с треском вмяв лицевые кости мужика внутрь черепа. Отпугнув ещё пару желающих спасти девчат, уёбина "глазными" руками разорвала фурункул на своей спине. Лопнувший фурункул окатил спину и висящих на крюках девчонок густой желтоватой жидкость. От бедолаг повалил пар, а затем, под истошные вопли, с них стала сползать вниз кожа вместе с мясом. Из открывшейся на спине рукоглазой бабы раны торчал размокший, словно пятка после горячей ванны, безрукий и безногий младенец, позвоночником сросшийся с её позвоночником. Он с недовольным, но крайне внимательным видом оглядывался по сторонам, быстро вертя башкой во все стороны: видимо, он отвечал за боковое зрение, указывая мамке на приближающиеся опасности, вроде спасающих своих дочерей отцов.