Как мне рассказывал дедушка — в нашей стране уже вводились
продовольственные карточки, когда был сильный дефицит. Только тогда
карточка была гарантией, что ты получишь тот товар, на который она
даёт тебе право. К тому же, если продуктов не было в принципе, то
их не было и в магазинах. Сейчас ситуация сложилась несколько иная.
Как правило, сейфо-прилавки супермаркетов не пустуют. Сквозь
бронированное стекло можно видеть генномодифицированные и
синтетические яблоки, томаты, мясо... Только вот, без лимита на
карте всё это так и остаётся за бронестеклом ждать своего
покупателя. А ещё существуют такие естествоиспытатели как я,
которые должны объяснять ни в чём неповинным людям, почему они и их
дети будут недоедать в этом месяце больше чем в прошлом и надеяться
на то, что в следующем не будет ещё хуже.
Вот и сейчас напротив меня сидит, ещё вполне молодая, но
безмерно уставшая женщина и, уже в который раз, её мозг
отказывается понимать ложь того официоза, что я вынужден повторять
ей снова и снова. Последние полгода мы видимся с ней каждый
месяц.
— Ну почему кальционная крупа? — едва сдерживает слёзы, теребя в
сухих пальцах серый платок. — Её залежи должны быть! Почему она?!
Двести грамм на месяц. На месяц!
— Я всё понимаю, — в очередной раз пытаюсь, одновременно, и
дистанцироваться и проявить участие, — но департамент не объясняет
своей политики. Ни нам, ни вам… Наверное, есть резкие причины для
сокращения лимита именно на крупу, обогащенную кальцием.
— Вы не понимаете! У меня сын уже четвёртый раз за год кости
ломает. Ему нужен кальций! А где его взять? Из этих двухсот
грамм?
— Я не знаю, — признаюсь и поплотнее натягиваю на лицо маску
сочувствия, утопающего в печали. Эту маску можно назвать моей
рабочей одеждой. Строить рожи — тоже часть моей работы. Как сейчас,
сочувствующего и понимающего, или как двадцать минут назад,
непроницаемого и холодно клерка-сноба. Их у меня много и, кто бы
знал, как я хочу забыть о них, раз и навсегда...
— Вы не знаете, где брать, не знаете, почему департамент каждый
месяц нас обкрадывает. Тогда — зачем вы здесь сидите? Зачем нужны,
такие как вы?
— Этого я тоже не знаю, — говорю вполне откровенно.
— Я не знаю как так дальше жить! — женщина всё-таки не
сдерживает эмоций и прячет мокрые глаза в платок. — Почему всё так?
Почему нас просто не могут взять и убить? Зачем нас так мучить,
Господи?