Интересно — о чём молчит Сергей? Наверно его достала эта
беготня. Всё-таки он чужой, и мне и моему отцу, человек. Ну, почти
чужой... И, тем не менее — он не отрекается, помогает, суетится. А
мог бы послать меня с моими проблемами подальше. Интересно, что
это? Может чувство долга, а может банальный эгоизм… Ведь, помогая
другим, ты, в первую очередь, сам чувствуешь прилив благоденствия и
жизненных сил. Тогда — есть ли вообще добро? Или всё, что мы
называем этим словом, на самом деле ничто иное, как удовлетворение
наших собственных сокрытых желаний? Например, желания быть лучше,
чем мы есть на самом деле. А может, мы и становимся лучше? А может
нам это только кажется? Каковы ответы на все эти вопросы? Или на
них ответов нет? Или они не нужны вовсе?
— О чём думаешь? — первым нарушает молчание Сергей.
— Не знаю, — вру, но сразу исправляюсь. — Зачем ты мне
помогаешь?
— Ты уже спрашивал...
— И всё-таки?
— А кому мне ещё помогать?
— Можно — никому, — уныло пожимаю плечами.
— А на хер тогда жить? Только для себя?
— Так все сейчас живут...
— В этом-то и беда.
— Да, беда... — соглашаюсь и отправляю в рот кусочек хлебного
мякиша.
— До того как батя умер, — вдруг, после незначительной паузы,
снова начал шеф, — он говорил мне, что надо бы сводить тебя, мол,
сынка, на рыбалку, да в лес. Говорил — скоро ничего этого не
станет. Говорил — нет большей мрази на земле, чем человек. И пока
мразь не убила всё живое на этой планете — надо хотя бы запомнить
то, что у нас было и, что мы положили на алтарь своей алчности.
Запомнить, чтобы это могло хотя бы сниться... Но он не успел. Зато
твой отец успел. Помнишь, как мы всей бандой ходили?
— Помню, — усмехаюсь, почему-то оживив в памяти эпизод,
связанный с истерикой матери Сергея. — Помню, твоей маме
"понравилось".
— Да уж, — тоже тихо хохотнул он, — потом неделю чесалась... Так
вот, благодаря вам, мне есть чему сниться. Иногда, редко... По
большей части, снится дерьмо всякое — либо бред, либо работа, либо
ещё какой-то шлак... Но иногда снится тот наш поход. Иногда
другие... А вот отец никогда не снится. Мой отец... Зато твой —
молодой, весёлый, добрый — снится, бывает. Ты знаешь, а я ведь тебе
завидовал...
— Не поверишь, я тебе тоже, — отчего-то признаюсь в своей
детской ревности.
— А я знаю! — неожиданно хихикает Серёга. — И поэтому я
завидовал тебе ещё больше. Потому, что ты имел право на сыновью
ревность, а я нет...