– Конечно, знал, Джерис. Не хотел тебя заставлять. Но знал. Собирался на Торговане купить, но видишь, как всё вышло.
Джерис посмотрела на Тарреля. Он так сжимал кристалл, как если б он был самым сладким для него угощением.
– Зачем ты всё это время собирал эти гадости? – вдруг спросила Джерис. – Браслет, сыворотку, часы и остальное. Только ответь честно. Я всё равно уеду, никто не узнает.
Тень гнева вдруг легла на лицо Тарреля. Он сунул кристалл в карман и поднялся с места.
– Ты же не глупая лати, Джерис. Ты меня знаешь. Знаешь, как и где я рос. Что, выходит, ошибся я насчёт твоей сообразительности?
– Не все так умны, как дежи. Не стоять нам, глупым латосам, рядом с вами.
Таррель вздохнул.
– Подумай, что будет с людьми, у кого такое окажется? Не сожгут ли их заживо в собственном доме?
– Не надо. Я поняла тебя.
– А, может, поколотят их прилюдно? – Таррель кивнул на кровавый шёлк у двери. – Нельзя. Понимаешь?
– Понимаю.
Таррель заходил по комнате. Он всё держал руку в кармане, сжимал кристалл, и, кажется, было ему от этого больно. Он зажмурился.
– Хочешь услышать самое честное, что я могу сказать тебе? – спросил он, и, не дождавшись ответа, продолжил: – Я искал их для того, чтоб больше никто их не нашёл. А это, – потряс Таррель кулаком с кристаллом, – это то, что я искал больше всего на свете. Оно и есть зло. И будет теперь мне служить.
Только он сказал последние слова, как выругался и уронил кристалл. На ладони темнело кровавое пятно.
– Нет, нет. – криво улыбнулся он. – Ты не противься. Всё равно мой будешь.
– Таррель. – дрожащим голосом сказала Джерис. – Что это за кристалл?
– Ты ещё ничего для меня не сделал. – не слушая её, говорил Таррель кристаллу.
Мыши под половицами совсем обезумели. Они пищали и копошились там, будто учуяли отраву, и убегали теперь со всех ног, чтоб покинуть насиженное место. Шуршали прямо под ногами Тарреля и визжали, точно поросята, которых вот-вот зарежут.
– Арнэ, уходи. – попросила Джерис.
– Сейчас мы уйдём. – кивнул он и опустился на колени возле кристалла. – Ты с Чудоловом не связывайся. – сказал он ему. – Себе же хуже.
Раздался хруст, и все половицы разом лопнули. Огонь в лампе задёргался, зашипел и потух, а потом вдруг вспыхнул с новой силой, вырываясь из лампы. Пламя охватило стену и потолок, и из подпола во все стороны повалили мыши, не разбирая дороги. Дом захрустел и просел. Таррель не мог сдвинуться с места, зачарованный огнём, что отражался в его чёрных глазах, и беззвучно шептал что-то.