Кто хочет быть единорогом? - страница 3
– Если бы ты знал, насколько мне это до лампочки, – отозвался Курт и повернулся к птице белоснежным крупом.
– Вот видишь, Лампочка – уже ближе к особенным именам, но только лучше Огонёк! Вот хорошее имя для единорога! – обрадовался Фью и опять приземлился на ветку точно у Курта над головой. – А ещё лучше Звездосвет! Но если тебе так нравится буква «К», предлагаю Комету! Комета очень похоже на Курта, правда? Тоже с хвостом! Зато звезда. Можно я буду звать тебя Комета?
– Нет.
– Ну давай! Ну что ты всё портишь! Это же только временно, а когда спасёшь принцессу, тогда уж зовись хоть Карл, хоть Фриц – мне всё равно! Кстати, а вот скажи, Комета, правда, что когда пукает единорог, то пахнет розами?
– Ты вообще замолкнешь когда-нибудь? И что за чушь ты несёшь про принцессу? Я ни одной не знаю. И знакомиться не собираюсь.
– Но ты же единорог!
Курт вздохнул.
– Заходим на второй круг?
– Принцессы и единороги созданы друг для друга! Это знает каждый ребёнок!
– Как я уже сказал, ты перечитал сказок, – ответил Курт и загадал желание: вот бы съесть столько фиалок с мёдом, сколько раз ему довелось слышать эти глупости. – Я вот прекрасно обхожусь без принцесс.
– Но если принцесса попала в беду, ты должен ей помочь!
– Ничего я не должен, – настаивал Курт.
– А как же бессрочный договор?
Ну конечно. Естественно, это чудо в перьях знает про договор.
– Какой ещё договор? Впервые слышу.
– Нет, ты знаешь, знаешь! – возмутился Фью. – У тебя ноздри стали лиловые, а так бывает, когда единороги врут!
«Вот чёрт, – пронеслось в голове у Курта. – К тому же мне так не идёт лиловый». Но вслух он сказал не это:
– Просто у меня насморк. От соплей нос тоже меняет цвет.
В носу зачесалось: это означало, что лиловый разгорался всё ярче.
– Тоже враньё! – воскликнул Фью. – От насморка у тебя нос синеет, я точно знаю. Кто ты вообще такой? Что это за единорог, который врёт на каждом шагу и совсем не жалеет бедную принцессу?
– Ля-ля-ля, – громко запел Курт, но Фью тоже прибавил громкости:
– Попавшую в плен!
– ЛЯ-ЛЯ-ЛЯ…
– Которая наверняка томится в тёмном подземелье, страдает от голода и жажды, ей там страшно, и она скучает по маме с папой…
– ЛЯ-ЛЯ… – напевал Курт, но это не помогло. Он почувствовал, что у него задрожали ноздри, волна пробежала по белоснежной гриве и ослепительно-белой спине, вздрогнул белый блестящий хвост, а от него вибрация перешла на белый, как ландыш, живот, безупречно белые ноги и жемчужно-белую шею. Он понял, что вся шкура у него засияла, словно усеянная мириадами кристалликов, и вздохнул.