– Получил награду от самого Гитлера, – насмешливо бросил Харви. – За что?
– Слушайте, парни, – заявил Кэри, – фон Раусниг – хороший боец. Он знает свое дело. И не рискует, как вы. Он всегда бьет наверняка. И уж точно не млеет от всякого сумасбродства в небесах.
В ответ Кэри добродушно освистали, и стоявший за стойкой капрал толкнул в его сторону двойную порцию бренди. Кэри выпил. В его голове бурлил водоворот мыслей.
Фон Раусниг, имеющий на счету двадцать три сбитых, единственный нацистский летчик, чей самолет украшают особого рода знаки. Хладнокровный, расчетливый боец, командир эскадрильи. Да, за ним всегда следуют двое летчиков, но это вполне разумно. К чему рисковать?
В конце концов, что бы там ни говорили газетчики, писатели и прочие, нынешняя битва за Британию не имеет ничего общего со средневековой войной, с ее благородными рыцарскими поединками. Это жестокая, тщательно спланированная борьба, где не существует никаких правил, никто никого не щадит и не просит пощады.
Фон Раусниг, с двадцатью тремя победами на счету… Нет, теперь уже с двадцатью четырьмя. Ведь именно этот нацистский ас сбил Регги…
К Кэри подошел официант:
– Прошу прощения, сэр, но ужин стынет.
– Вышвырни его в окно, – зло процедил Кэри, толкая стакан через стойку. – Еще двойную, – приказал он.
И заметил, как остальные посмотрели на него и сразу отвели взгляд.
– Может, тебе все-таки стоит перекусить? – тихо спросил Дерек.
– Я знаю, чего я хочу! – рявкнул Кэри. – Я не хочу ужинать. Я хочу еще выпить.
– Держись, старина. Спокойнее, – посоветовал Дерек.
– Дерек, – огрызнулся Кэри, – если еще раз такое мне скажешь, я тебя в порошок сотру. – Он схватил стакан, расплескивая бренди по стойке. – Я уже много месяцев держусь, – продолжал он, не понимая, что почти кричит. – Я держался во Франции и над Дюнкерком. Я держался в Дувре и над проливом, когда мы отгоняли джерри от Лондона. Я держался, когда они явились сюда и разбомбили нас в пух и прах. И я до сих пор держусь!
Он понял, что в столовой наступила обескураживающая тишина. На него смотрели встревоженные и слегка растерянные лица.
– Джентльмены, – сказал он, – я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас меня жалел.
Осушив стакан с бренди, он повернулся кругом и направился к себе в комнатку.
Остальные молча смотрели ему вслед.