– Готово, – Женька удобнее перехватил ореховое ложе
карабина.
– Замри, – шепотом приказала сержантша. – Видишь,
он смотрит. Вспугнешь. Это о нем:
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял…[5]
Женьке стало не по себе.
– Огонь! – вдруг рявкнула Екатерина, оборвав сама
себя.
Слишком дернул спуск – пуля явно ушла не туда. Торопливо дернул
затвор. Выстрел, выстрел, выстрел…
– Будем считать – уничтожен дяденька, – пробормотала
сержантша. – Оружие на предохранитель, гильзы собрать.
Женька поползал, собирая гильзы. Екатерина сидела на стойке,
молча наблюдала. Когда новобранец выпрямился, сказала, глядя
исподлобья:
– Он там валяется. Мозги из затылка вышибло, паркет
забрызгало. Как ощущения?
– Не очень, – признался Женька. – Пробирает.
– Нормально. Должно пробирать. Только пусть совесть тебя не
мучит. Пока ты здесь корячился, он бы тебя три раза ухлопал. Резкий
был мужчина.
– Значит, его уже того? Уничтожили?
– А ты думал? Давненько уже. Вздернули в соответствии с
приговором. Что скажешь? Ростки пацифизма не проклюнулись?
– Так это вроде не война. Там, наверное, по-другому.
– Да, там подобных действий многовато. Сливаются. Да и
паркета для мозгов нет. Тебя, Земляков, на войне вот это скорее
всего убьет, – сержантша взяла с края стойки кусок
металла.
Женька подержал кусочек иззубренного светло-ржавого железа:
– Осколок?
– Так точно. Осколок мины калибра 81 мм. Такая вот
безобразная фигня людей губит. Никакой эстетики, понимаешь?
Острый металл, казалось, норовил порезать пальцы. Женька
осторожно положил его на стойку:
– С войны?
– Да. Из Севастополя сувенир. Ощутил грубость действительности?
Тогда переходим к устройствам более утонченным. Пистолет «ТТ» –
«Тульский Токарев», калибр 7,62. Магазин на 8 патронов. Оружие
сугубо личное, интимное. Револьвер Нагана, модификация 1930 года.
Опять 7,62 мм. Тебе этот ствол понравится – ползать собирать
гильзы не нужно.
Странное мероприятие устроила сержантша. Женька представлял
учебные стрельбы как-то по-иному.
Вечером приехал какой-то усталый толстый дядька, с ходу
заговорил по-немецки. Хорошо говорил, чуть бравируя рейнскими
идиомами. Заставил чуть ли не на коленке сделать два перевода –
отрывок из какого-то сентиментального письма и корявое требование о
дополнительном подвозе бандажей с пятизначным артикулом. Женька
справился – тексты были не из самых сложных, терминов мало. Потом
немного поговорили о погоде, о морозах. Майор Варшавин
присутствовал, слушал с интересом.