А ещё между вопросами он волей-неволей прислушивался к доносившемуся из кухни жужжанию сонной мухи, невесть откуда взявшейся там в зимнюю пору, и к участившемуся стуку собственного сердца, а также к голосу далёкого Зигмунда Фрейда, утверждавшего, что при психозе мир фантазий играет роль кладовой, из которой черпается материал для построения новой реальности.
– Нет, меня такая реальность не устраивает, – пробормотал наконец Калькин и поёжился, точно порыв ледяного сквозняка пронёсся по его внутренним закоулкам. – Это не сон и не психоз, всё происходит наяву. Если б я каждый раз сомневался в беспристрастности зеркала, то давно уже загремел бы в дурдом и лежал бы там в смирительной рубашке.
Выковырнуть из ноздрей горошины не представлялось возможным. Метаться и выворачиваться наизнанку от изумления тоже не имело смысла. Единственно резонной для Калькина теперь являлась незамедлительная возвратная интенция в сторону прежнего незамутнённого образа: без раздутых инородными предметами ноздрей, без покрасневших слезящихся глаз, без разброда и шатания в мыслях и действиях. Значит, следовало идти к врачу, пока растущая носовая опухоль еще не окончательно заплющила ему глаза и можно было хоть как-то различать дорогу под ногами.
Не откладывая проблему в длинный ящик, он оделся и покинул своё слабоутешительное жилище.
***
На лестничной площадке ему встретился алконавт Чекалдуев из тридцать четвёртой квартиры. Который при виде студента затряс серым от возраста лицом и протрубил ошеломлённо:
– Ну ты даёшь, пацан! Отчебучил от души, лопни моя требуха! Головой ударился неудачно или охреневаешь от нечего делать?
– Охреневаю, – утерев нос рукавом, процедил сквозь зубы Калькин, не желая тратить слова на лишние объяснения.
– Даже со мной подобных загогулин отродясь не приключалось, хоть я и не всегда могу ручаться за своё индивидуальное начало, – при этих словах соседа сильно качнуло, однако он удержался на ногах, обхватив руками студента. И посоветовал:
– Надобно крепиться. Я бы на твоём месте постарался держать фантазию на коротком поводке.
– Так ведь не епрсть же ж, блин! – неопределённо ответил Калькин.
– А может, ты малость погорячился? – не отвязывался выбитый из душевного равновесия Чекалдуев. – Может, на самом деле правда жизни обстоит не так, как тебе представляется, а? Вглядись в суть вещей и не руби с плеча, пацан! Не для одного тебя настали промозглые времена! Ну какие твои годы, ещё не всё потеряно! Нет, я понимаю, когда люди страдают пирсингом или каким-нить боди-артом, каждый имеет право на слабости. Но зачем до такой степени издеваться над своей природной внешностью?