– Ни хрена себе, – опешил возмущенный Егор, – а ты?
– А я, – майор вытер пот с лица, – как вмажу ей! Со всего маху. Дверью саданул и в комендатуру ушел. Через день является, с фингалом: «Гришенька, прости, я это не подумавши, сдуру, я тебя люблю, возвращайся домой».
– Простил?
– Простил, – вздохнул Григорий, поднял кверху толстенный, размером с сук дерева указательный палец, – но запомнил.
И спросил:
– А твоя-то как?
Егор Тимофеевич, вздохнул, махнул рукой, налил себе и гостю коньяк и выпил.
Выпил и майор. Тоже вздохнул и протянул:
– По-нят-нень-ко.
Потом они выпили еще раз, уже понемногу, по маленькой стопке, и Лозанюк сказал:
– Тимофеич, ты мужик толковый. Свой! И в городе, и в районе, и вообще тебя уважают. И военкомату помогаешь. В прошлом году крышу помог перекрыть. И вообще. Сына твоего мы отмажем. Запихну я его личное дело так, что никто сроду не отыщет. Не переживай. И ничего тебе это стоить не будет. Разве что захочешь от своей «скарлатины» чего заныкать, то по секрету скажешь, что, мол, так и так, передали туда, – майор показал пальцем на потолок, – столько-то. И добавь, что ежели проболтается, то сына враз призовут. И тебе польза будет, и она не сболтнет.
Егор помотал головой, хихикнул, протянул руку майору, хлопнулись ладонями и заржали. После закусили заливным из судака, запили апельсиновым соком из высокого двухлитрового прямоугольного пакета, до того без дела занимавшего пространство стола. Выпили ещё по рюмашке коньяку. Закусили сыром с положенными на него пластинками лимона и замолчали, пережёвывая тонкие до прозрачности дольки вяленой осетрины.
Потом замвоенкома приблизил свое лицо к лицу хозяина и шепотом спросил:
– А может, пусть пацан отслужит? Теперь всего-то год. Мы его с военкомом тут у нас при военкомате пристроим. Он на компьютере умеет?
– Умеет, – кивнул слегка захмелевший Егор Тимофеевич.
– Ну вот, видишь! – громко произнес Лозанюк и снова перешел на шепот: – Так оно было бы надежней. Год отсидел у нас в военкомате писарем и всё. И никаких вопросов. А то вдруг что со мной. Или переведут, или повысят, или просто помру.
Егор замахал руками.
– Типун тебе на язык! С какого это тебе, крепкому мужику, помирать?
– Всяко бывает, – печально вздохнул майор. – Вот у нас в части, где я служил, здоровенный молодой лейтенант. Ростом под два метра. Только из училища. Прыгнул с танка на танк в парке. Машины рядышком стояли. В полуметре друг от друга. И поскользнулся. Ушибся. Дня два похромал, потом в медсанчасть пошел. Положили. Через месяц в госпиталь перевели. Через полгода ноту ампутировали. А через год парень помер. В мирное время! Еще до всех этих конфликтов. В СССР ещё! И было парню двадцать пять лет.