– Убирайся, Эльяс эль Мор, – выдохнула Мун устало, – не искушай. Я – только своя. И ничья больше.
– Ты просто еще не усвоила этот урок, – рассмеялся Эль и исчез. Уже окончательно.
И в ту же секунду Анук схватился за предплечье, где красовалось его рабское клеймо. Боль второго тела Мун ощущала как свою. Будто кто-то плеснул расплавленного масла на кожу.
Мансул вернулся.
Не в духе.
А Мун еще не успела вывести северянина.
Проклятье!
Вот наверняка это подстроил шайтанов Эль.
4. Глава, в которой герой приходит в себя
– Иди, – велела Мун Ануку. Вслух, потому что ощутила, как зашевелился Пауль, как бодро задышал. Ушел Эль, ушли и его дремотные чары. Пауль почти проснулся.
Анук ушел, Мун отпустила поводок своего контроля, полагаясь на магию. Перед этой реинкарнацией, создавая Анука, она потратила очень много сил, чтобы он выглядел нелюдимым, немым, но все-таки живым человеком. Чтобы ей не приходилось контролировать его круглые сутки напролет.
Анук ушел, Алима уползла, и даже Тариас скрылся в норе, возвращаясь в подвал дома, у него там не доедена какая-то мышь.
Они – её реликты, ключи её силы. И без них она чувствовала себя ничтожной и слабой.
Ох, как же плохо ей было быть человеком. Человеком, без права в любой свободный момент покинуть смертное тело. Но у неё спор висел не закрытый – она должна прожить в теле смертной без применения магии для себя один год либо до физической смерти.
И судя по бдительности Эля – просто так умереть он ей не даст.
А ведь утром она проснулась с четким намереньем найти каких-нибудь самых лютых местных ублюдков, которые точно перережут глотку девушке, которую ограбили.
Пауль, Пауль, ну вот зачем тебя принесло в Турфан, такого благородного?
И чем же ты в прошлом провинился перед Сальвадор, что она тебя предпочла забыть?
Кстати, почему ты жив в таком случае?
Одни вопросы, шайтан тебя раздери.
По широкому лбу северянина совсем ничего не прочитать. Она могла бы зачерпнуть силы из-под печати, могла бы прочитать его память, но пари…
Анук подошел к воротам – и Мун, посматривающая его глазами, увидела там Мансула.
Она вообще редко испытывала теплые чувства к мужчинам, искренне считая, что “сильные этого мира” прекрасны лишь в возрасте лет до двенадцати, да и вообще по своему долгу предсмертной клятвы куда чаще сталкивалась с мужскими предательствами.