Но знаете что, она бы мне только мешала, моя БСЭ, когда целый месяц, тихий претихий август у меня перехватывало дыхание над иллюстрациями змеиных бабских внутренностей. Да, я мог лишь догадываться о скрытых смыслах подписей к картинкам – но даже этого делать не стал. А кое-что, чего греха таить, попросту заляпал, и сейчас это во многом закрытая книга.
И видимо Паша дорожил нашими отношениями, если решил подтянуть меня до общих мест биографии. Диагностировав полную мою беспомощность к проставлению заурядной с его колокольни галочки, взялся самолично произвести во мне актуальный апгрейд.
В общем, как-то вечером Паша втолкнул на порог моей хаты, с отсутствующей матушкой, барышню. Нам было по семнадцать, а барышне… Рыба, так ее звали. Никаких альтернативных имен к ней не предлагалось.
Когда я ее увидел, вся боль, вся несправедливость этого мира приблизились ко мне вплотную и поочередно наотмашь справились о моем душевном здоровье. То есть я, такой специфически начитанный, уже наперед жалел женщин, под завязку набитых хворями, включая детей. Да и побаивался, признаться. А тут воочию убедился, что жалость моя не была преждевременной. Она, как и страх, была недостаточной, вот что: «бедная девочка, кто ж тебя так?» Казалось, эту Рыбу долго били головой об лед, а в промежутках заставляли есть за троих, прежде чем сочли зерцалом, способным противостоять лицом к лицу экзистенциальному ужасу, рано или поздно настигающему всех нас. А может и готовили ему в зазнобы.
Ладно, смахнем с чела семнадцатилетия французские страшилки, зелен еще, и будем считать, мне просто не хватило житейского опыта скрыть волнение под её разбитным пучеглазием.
Рыба меж тем, скинув обувку, по-свойски оттеснила меня с прохода и заскрипела паркетом в направлении уборной. Послышался плеск воды.
Мы остались одни в прихожей, и Паша, заметив мое замешательство, виновато покачал головой: – Это не я.
Я знал, что это не он. Он ее унаследовал от нашего общего приятеля Барбея. А тот в свою очередь от какого-то возрастного азербайджанца, который одолжил ее у земляка, немедленно простившего ему долг. Это всё, что я слышал о ней, ни разу намеренно не поинтересовавшись. И наверняка было что-то еще. Что-нибудь такое… Или эдакое. Или… Но хватит преумножать скорби. Школьные годы были. Кому чудесные, кому не очень. По крайней мере на тот момент Паша высвободил её из отношений. Сам он уже вовсю мутил с другой, и у девушки свободной воли выдался досужий вечерок. А тут я, весельчак, каких поискать, ага. С бухлом в разгар сухого закона. Добавлять ли к моим достоинствам невинность? Почему бы и нет – экзотика.