– Конечно, я не собираюсь просить об отставке, тем более, и деваться-то мне больше некуда. И потом, я хочу устроить судьбу моих племянниц, учитывая то, что их мать, моя сестра Мий-око Хоакито имеет аристократическое происхождение. Я уже рассказывала Вам, отец Акайо, об этом скандальном мезальянсе. А всё из-за того, что Мий-око так была влюблена в того самурая, что была готова броситься в омут головой, особенно когда их разлучили.
Тут тётушка замолчала, поняв, что сболтнула лишнее. Мы на некоторое время остановились в монастыре, выпили чая, подкрепившись сладкими рисовыми шариками, чтобы продолжить дальнейший путь. Напоследок, когда мы уже собирались уходить, монах Акайо обратился ко мне с очень неожиданным вопросом:
– Чем же Вы увлекаетесь, юная госпожа?
– Когда я свободна от домашних обязанностей, я смотрю на гору Фудзияма, слушаю плеск волн о прибрежные скалы….и пишу стихи.
– Стихи? Ведомо ли, чтобы женщина писала стихи?
– Я слышала о некоторых придворных поэтессах и о том, что многие восхищаются их стихами.
Монах переглянулся с тётей:
– Думаю, Вашу племянницу ждёт прекрасное будущее.
– Я уверена, всех моих племянниц ждёт прекрасное будущее.
Проницательный взгляд монаха Акайо встретился с моим.
– У неё особая миссия, дорогая Акира-сан и…., что-то подсказывает мне, что эти стихи останутся на века.
– Но ведь, Вы ещё ни разу не видели моих стихов, – наивно возразила я.
– А мне и не нужно, достаточно того, что я вижу Ваши глаза и их глубину.
Тётушка кашлянула:
– Спасибо за чай, мы, пожалуй, поедем. Девочки, идите садитесь в повозку, а мне нужно перекинуться ещё парой слов с г-ном монахом.
– Подождите, я хочу кое-что оставить на память Вашей талантливой племяннице, Акира-сан. Как её имя?
– Оно-но из рода Комати.
Он скрылся в стенах пагоды, затем появился через какое-то время с листом бумаги. Это была дорогая рисовая бумага, которую производили в этом монастыре.
– Держите, юная дама.
Он протянул мне лист, я посмотрела в нерешительности на тётушку, затем на заинтересованных сестёр. Такое внимание к моей персоне со стороны буддийского монаха, уважаемого при императорском доме, явилось событием весьма неординарным.
Тётушка кивнула, было видно, что её терпение подвергалось больщому испытанию.
– Что это?
– Разверните, и Вы всё увидите сами.
На листе был изображён портрет очень необычной женщины с крупными чертами лица, миндалевидными, как у иноземцев, глазами и завитками чёрных волос. Её взгляд был задумчив, направленный как бы сквозь меня.