Духарев Перуна не хулил, но в кровавых оргиях
участия не принимал. Не одобрял, но помалкивал. Что делать, если
все твои друзья – язычники. Если ни один праздник без крови не
обходится. Что говорить о боге воинов Перуне, если даже
скотий[5] бог Волох, которого многие славяне держали в
покровителях, тоже человечьими жертвами не брезговал, хотя в
последнее время служители его старались приносить ему не
девственниц, а девственность. Однако ж при любых неурядицах те же
смерды готовы были отдать собственных дочерей, лишь бы не было
неурожая. Духарев одобрить это не мог, но понять – вполне. Жили тут
не каждый сам по себе, а родами. Индивидуальность, личность не
имела значения. Только как часть целого. И если для выживания
целого надо отдать богу часть, дочь или сына, – отдавали. Был
бы род жив, а дети новые родятся. Голодная зима больше погубит, чем
серп жреца. Голод был реальностью и для пахарей-полян, и для
охотников-кривичей. Каждый третий год был неурожайным. И хорошо,
если только третий.
В
этом отношении обитатели Азовского побережья, к которому сейчас
двигались варяги, были в привилегированном положении. Пусть засуха
сожжет поля, пусть падет скот – рыба в мелком Сурожском море не
переведется. Хоть сетями лови, хоть руками. Зимой тут даже овец
рыбой подкармливали.
Кабы еще степняков диких к ногтю прижать, был
бы тут просто рай.
Вспугнутые лошадьми, взлетели из травы
тетерева. Паривший над степью ястреб тут же ринулся вниз, ударил
метко…
Кто-то из варягов заклекотал по-птичьи,
поздравляя небесного охотника с удачей.
Другой, более практичный, метнул стрелу – и
жирный степной тетерев тяжело рухнул в траву. Стрелок, древлянин
Шуйка, перенятый Свенельдом из гридней древлянского князя Мала,
пустил коня вскачь, свесился с седла и с ходу подхватил сбитую
птицу.
–
Добре! – зычно поощрил его Устах, и следующую стайку так густо
закидали стрелами, будто то были не птички, а печенежская
конница.
–
Из тетерева уха хороша! – мечтательно произнес Гололоб. –
Ежели с корешками да на рыбьей юшке…
–
Ша! – Духарев привстал на стременах. Он увидел, как один из
разъездов, правый, достигнув вершины холма, внезапно повернул
вспять и галопом понесся обратно.
–
Стой! – рявкнул Сергей.
Он
наблюдал за вторым разъездом.
Так и есть! Взлетев на гряду, двое дозорных
тоже развернули коней и понеслись обратно. Один даже, на ходу,
переметнулся из седла в седло – на свежую лошадь. Второй на скаку,
будто играя, подбросил лук: раз, другой. Условный знак. Две дюжины
верховых. Или немного больше. Если это не передовой отряд, то
управиться можно. Но всё равно невезуха! И пятнадцати верст не
проехали, а уже нарвались!