– Значит, по холодку к нам? Проведать? Заботушку к населению показать? Доброту? Слышь ты, мать Тереза, вы что там, совсем оборзели? Не терпится вам поскорее нас извести? Зажились мы больно? Никак не окочуримся вашими молитвами? Копеечку нашу скинуть удумали в ваш общак воровской? Смотри, а то лишков раскачаете – центробежной не хватит. А знаешь, что бывает, когда центробежной не хватает на большой раскачке? Вон у него спроси, – он кивнул в мою сторону, – я ему рассказывал.
В избе повисло молчание. Но тут вступила Люська.
– Надь, может, всё же чайку? Я понимаю, спешишь, но всё равно – поговорить-то надо, есть ведь о чём – хоть недолго, сама видишь, а я мигом согрею. Если Алексей Петрович мне доверит, – она повернулась ко мне и подмигнула тем глазом, который был не виден замше. – Да вот и вареньица осталось. Это мы, я так понимаю, у Валерия Дормидонтовича угоститься попросим. Вот за чайком и обсудим. А то не по-людски как-то. А, Надь?
Генка уже не сопел, Надя, не дрогнув на руководящем лице ни мускулом на всём протяжении Генкиной речи, сдержанно-добродушным кивком дала согласие на чаепитие. Люська захлопотала с самоваром, а Валерий Дормидонтович спросил:
– И по сколько же предполагается?
– Мы тут прибросили, прибросили на оперативке коллективно – с учётом неполной пока сознательности, – замша чуть покосилась на Генку, – не мне вам, Валерий Дормидонтович, эту больную тему раскрывать, вышло рублей по двести на душу населения. Взрослого, конечно, за вычетом инвалидов первой группы, студентов-очников и вдов ВОВ – ну таких у нас одна уже, слава богу, категорию эту пока наполняет.
– Это что же – ежемесячно или всё же поквартально?
– Ну зачем? Мы всё-таки доходы населения представляем реально, в курсе как-никак: в год, Валерий Дормидонтович. А если пойдёт дело, можно будет и подкорректировать в среднесрочной переспективе.
– А, ну-ну… – бывший редактор звучно выпустил из груди излишек воздуха, который он удерживал в ожидании ответа на свой ключевой вопрос, – а то я уж подумал. А так – конечно. Тем более и область не возражает предварительно, да и Москва, ты говоришь. Трофимыч, Ваня-то, грамотный. Он, между прочим, у меня в газете начинал. Уже тогда, помню, смышленый был, смекалистый. Да-а… А очников-то зачем исключили? Зря, по моему мнению, чего им условия-то особенно создавать, лимонничать чересчур? Им что, молодые – как-нибудь две сотенки плюсом в год огорят, жизненного опыта опять же прибавят – не тепличного, что называется. Напрасно, по-моему, но вам там виднее, конечно. Я бы не стал.