Играла музыка, люди ели и пили сверх меры, но ещё больше – говорили. Восхваляли вождя, поминали усопших предков, строили планы на будущее.
За длинным столом, где сидели мужчины, не все места были заняты, включая главное, предназначавшееся для вождя. Женщин же, присутствующих на празднике, можно было разделить на две группы: одни прислуживали; другие, одетые более нарядно, ели за отдельными небольшими столами или грели руки у костров, возились с детьми и беседовали с себе подобными.
По правую сторону от места вождя, сидел мужчина в накидке из лисьего меха. Он не ел и не пил, не участвовал в разговорах и не веселился, только переводил тяжёлый взгляд с одного пустующего места на другое и барабанил пальцами по столешнице.
Когда мимо проходил парень с кружкой браги в руке, мужчина в лисьих мехах остановил его.
– Вели послать туда людей, – сказал он.
– Кого послать-то? Все и так там. А те, кто остался – пьяны вусмерть.
– Долго их нет. Они уехали едва светало.
– Спокойно, Дарун. Роды нельзя замедлить и ускорить.
– Ладно, иди. Только распорядись, прежде чем напьёшься, чтобы завтра утром мне не пришлось ждать лошадь.
– Ты ведь только приехал. Уже собрался обратно?
– Наука и философия – две сестры, к которым всегда хочется поскорее вернуться.
– Чего? Каких сестры? – не понял собеседник, так как за столом было очень шумно, но ответа не получил.
Осушив кружку, он пошёл дальше.
Прячась в тени между хижин, за Даруном наблюдала черноглазая женщина, но она находилась вне досягаемости его взгляда.
Мужчина глубже укутался в меха и посмотрел на своих сородичей за столом – похоже, осенний ветер только его одного пробирал до костей. Гости, опьяневшие от браги, шутили и перекрикивали друг друга. Их лица лоснились от пота.
Очередной порыв ветра вдруг налетел откуда-то сверху, почти затушил костры, а потом, собрав все силы, дунул копотью в лицо. Дарун зажмурился и закашлял, а когда открыл глаза, замер. Пальцы прекратили барабанить и впились в край столешницы.
Кто-то высокий, в плаще с капюшоном, приближался к площадке. Разговоры и музыка стали утихать – другие люди тоже заметили незваного гостя.
Он шёл, прижимая к груди какой-то свёрток. Остановился, подойдя к Даруну, и откинул капюшон с лица. Бритый череп блестел в свете огня как полированная яшма. Глаза были большие, веки тяжёлые и тёмные, будто обведённые краской.