Он поднялся с кровати. От холодного кафельного пола по телу пробежали мурашки. Кафель? Я что, на кухне? В недоумении он озирался вокруг. Он стоял перед кофемашиной, которая натужно выдавливала в чашку бодрость зимнего утра. На столе стояла пустая тарелка, в раковине грязная чашка. И никакого присутствия жены. Не в силах принять истину, он решил притвориться, что всё в порядке. Бросил на тарелку глазунью, один глаз которой потек и нарушил симметрию. Тостер выплюнул подгоревший кусок хлеба. Пришлось счищать обугленную корочку в раковину. Руки совершали привычные действия, но мысли в голове путались. Больше, чем потеря получаса памяти этим утром, его волновали вчерашние слова жены. Если шраму на шее уже много лет, то почему он ничего об этом не помнит. Как можно забыть, что тебе перерезали горло.
– Я не… понимаю!
– Выпей воды, – из темноты барной стойки показался изящный стакан. – Не бойся, это просто вода.
– Как… я здесь оказался?
Он озадаченно осмотрел зал. Вокруг не было ни души. Пустые столики все также уходили в глубь бара, растворяясь в бесконечной темноте:
– Я был дома… а потом… Что… ты сделал?
– Абсолютно ничего, – невозмутимо парировал бармен, – Ты пришел ко мне на своих двоих, просто не помнишь об этом.
– Как…
– Помнишь нашу первую встречу? Тогда я тебя предупредил, чтобы ты не слишком увлекался моими напитками, – властный силуэт бармена навис над ним из-за стойки. – Но ты не послушал. У всего есть цена, мой друг. Ты не хотел быть одиноким, пожелал счастья, и я подарил тебе жизнь с Адной.
Изард улыбнулся, но было в этой улыбке что-то зловещее. Так смеются в лицо люди, которые впутали тебя в аферу, из которой уже не выбраться.
– Глоток за глотком ты можешь вспоминать её жизнь. Впервые переживать то, что было с ней когда-то давно. Воспоминания о ней становятся частью тебя. Они перемешиваются с твоими и поначалу могут дезориентировать.
– Но… почему я забываю? – он озадаченно коснулся шеи.
– Потому что нельзя быть счастливым и помнить о боли, – бармен изящно коснулся его шеи кончиками пальцев. – Полагаю, тебя волнует судьба этого шрама. Ты, наверное, считаешь, что нечто ужасное произошло с тобой в прошлом. Но ты не помнишь. Все воспоминания об этом событии… – он щелкнул пальцами, – испарились. Я прав?
– Угу.
– А что если я скажу, что этот шрам на шее остался от попытки суицида? Ты взял кусок бечевки, которой перевязываешь стопки своих записей, сложил в несколько раз, перекинул через люстру и… Ты смог бы обрести счастье, помня об этом?