– Я, со своей стороны, способствовала ее браку с Сержем, – продолжала Льветарисна, – хотя того хотел и сам государь. Прекрасная пара; вот только их сынок, к сожалению, нездоров. Петербург ему с рождения противопоказан, и его, еще совсем крошкой, отправили в Крым.
Графиня Раднецкая, кажется, услышала последние слова Льветарисны; тень неудовольствия пробежала по ее прекрасному лицу, и она быстро отвернулась.
– Бедняжка! – нисколько не убавив громкость голоса, сказала Льветарисна. – Она так переживает за Коленьку. Он болен грудкой. И, говорят, надежды на выздоровление мало.
Что-то эти последние слова Льветарисны напомнили Ане. «Коля… он так далеко… такой маленький и слабый…» Да; это она слышала из уст Сергея в квартире Ольги.
Марья Андреевна заметила вполголоса, что графиня и впрямь очень хороша, затем со вздохом сказала, что понимает чувства графини: ведь она и сама потеряла сына. Аня посмотрела на маменьку и подумала, что той по-прежнему ничего не известно о Раднецком, иначе фамилия графини произвела бы на нее совсем иное впечатление…
– Ее муж, верно, тоже здесь, – сказала Льветарисна. – Я непременно вас с ним познакомлю. Правда, он давно не любитель балов; уж и не помню, когда я видела его в последний раз танцующим.
«Выходит, и тетя ничего не знает о Раднецком и Андрее!» Аня затрепетала, сердце забилось судорожными толчками. Одно дело – просто увидеть его и узнать, каков он собою; и совсем другое – быть ему представленною… и сдержаться, не выплеснуть ему в лицо все, что думаешь о нем.
Между тем, старания старшей сестры имели успех: Алина прекратила плакать, вытерла слезы и постаралась принять должный вид. И вовремя: к ней тут же подошел весьма представительный мужчина, оказавшийся полковником К., и пригласил на экосез. Алина, с важным видом перевернув несколько страниц в своем карне и делая вид, будто проглядывает расписанные танцы, хотя вся книжечка была девственно чиста, – о, эти невинные уловки юных дев! – ответила, наконец, полковнику согласием и сделала пометку серебряным карандашиком.
– Как я выгляжу? – когда приглашавший отошел, вопросила у Ани Алина довольно бодрым голосом.
– Очень хорошо, – заверила Аня, изо всех сил старавшаяся успокоиться и не выдать своего волнения при мысли о знакомстве с Раднецким.
– У меня, верно, нос красный? И блестит? Припудри-ка мне его. – Алина достала пудреницу из ридикюльчика, и Аня, повернувшись к ней, провела пуховкой по носику сестры.