Огромное количество предметов накопилось за десятилетия расследования преступлений. Сотрудница архива позволила мне осмотреть фрагменты взорвавшейся бомбы, медальон погибшей женщины, которую переехал собственный автомобиль, прядь волос актрисы, умершей во время скандальной вечеринки, и несколько пистолетов, правда, без бойков, изъятых полицией.
Взяв в руки первую фотографию, я с удивлением отметила, что для нервного ученого Генрих оказался весьма привлекательным мужчиной. Худощавый, невысокого роста, с редеющими каштановыми волосами. Внимание приковывали резкие черты лица, уверенность во взгляде, с которой он чистил оружие. На протяжении многих месяцев я рассматривала тысячи снимков – одни делали помощники криминалиста, другие он сам. Генрих много фотографировал, тщательно фиксируя место преступления. Я про- анализировала сотни мелких деталей: например, как он склонялся над любимым микроскопом, крутя кольцо настройки фокусировки. Как сжимал зубами краешек прямого мундштука курительной трубки, а из ее чаши вилась тонкая струйка дыма. Как морщил лоб, склоняясь над очередной уликой. Как дужки очков без оправы плотно прилегали к его вискам – необходимое требование для химика, вынужденного подолгу смотреть в микроскоп.
Рассматривая фотографии, я многое узнала о лаборатории Генриха в Беркли-Хиллс – милом районе с видом на залив Сан-Франциско. Ученого окружали необычные приборы: на длинном деревянном столе громоздились микроскопы всех мыслимых видов>3, каждый клочок свободного пространства занимали разнообразные пробирки, реторты, мензурки, линзы и весы. Позади Генриха высились полки с сотнями бесценных книг, по крайней мере, для химика, превратившегося в ученого-криминалиста. Библиотека включала издания по дактилоскопии, прикладной механике, аналитической геометрии и порошкам из растительного сырья.
Названия книг на шести языках озадачили бы любого интеллектуала. Одна обложка гласила: «Кровь, моча, кал и влажность: сборник опытов»>4. «Мышьяк в бумаге и ткани» – значилось на другой. У Генриха даже имелся потрепанный словарь уголовного жаргона. Казалось, книги собраны без какой-либо логики, просто склад разномастных учебников в библиотеке гениального безумца. Но каждый том был крошечным кусочком большой мозаики, сложить которую мог только сам Генрих. Передо мной постепенно возникал портрет великого гения и бурной эпохи, в которую он жил.