«Мужчина, куртки зимние недорага… зимние куртки выбираем. Армани, версаче, ковали. Недоорага».
Подземный переход испоганен граффити. Старые лампы моргают, имитируя триллер. Нищий тянет покрытую струпьями руку, намекая на милостыню. Как заклинание шепчет: «Христа ради». Увы, он не знает, что я из поколения тех, кто к совершеннолетию закрякал от отчаяния в унисон юному Скрудж Макдаку.
Свет в конце тоннеля близок, но впереди не рай: спальный район. Шаг за шагом нависают саркофаги девятиэтажек, исчадия брутальной архитектуры страны советов. А вокруг бескрайнее море кварталов-близнецов и дворов, оплетенных паутиной теплотрасс – оазисов для бездомных. Здесь среди травмированных коррозией детских площадок бьётся в агонии призрак коммунизма. Молодежь рыщет по чужим кошелькам в поисках монеты на мефедрон. Вот оно – наше панорамное окно в Европу, где сытый бюргер увидит не только стильный пиджак, но и грязные семейные трусы.
Ты ругаешь страну, хотя ещё так молод.
Хотя в руках айфон и кофе, а не серп и молот.
Мы будем забыты эпохой, и похуй.
В подъезде тепло, но при дыхании рождаются облачка пара. Почтовый ящик полон бесполезной рекламой. Суши, окна, массаж и стяжка пола. Угадай, что общего? Сожжённая шаловливыми ручками кнопка лифта мертва. Коктейль диких ароматов витает между этажами. Готов испытать парфюмерный оргазм? Едкий табачный туман с ядовитыми миазмами мусоропровода. Запах пота, мочи, дерьма. Шприцы и наполненные ДНК «гандоны». Стонущая от голода лишайная кошка. Испоганенные маркером стены с облупившейся штукатуркой.
«Почему Маша шлюха?! Кому задолжал Диман?»
В икотных судорогах бьётся управдом, женщина с жидкими кудрявыми волосами, собирающая на ремонт подъезда. Утопия. Стасина дверь деревянная с безвкусной резьбой и маленьким, будто пупок ребенка, глазком.
Престарелый холодильник «Саратов» хрипит проржавевшим компрессором. Пыльные иконы покоятся на угловой полке. Перекидной календарь мёртв с эпохи, когда подростки мастурбировали на постеры полуобнажённой Кармен Электра. Закурил, с удовольствием поглощая клубы. Ноздрями отпустил наружу. Кольца неровные, тают туманом вокруг лампочки.
На обед пару засохших бутербродов. Кредитный телевизор контрастирует совдеповскому серванту с книгами Рождественского и сервизами. Старый диван скрипит. Нет сил даже помастурбировать. Подушка-магнит пахнет любимой. Стася ещё в больнице. Есть час-полтора на сон.