Итак, отложите в сторону все досужие дела и заботы, читайте его дневник и думайте, и сопоставляйте, ищите его чудесный драгоценный мундир, а кто найдет, да будет ему вечное счастье.
Наполнив благоуханный рот новогодними конфетами и мандаринами, в казарму входит майор Дарлингтон. Я обожаю и боюсь его, вдруг это наш грядущий государь. Как знать. Он же не будет нас мучать и лупить без лишней на то необходимости? Вот все на это и надеются и уповают. Ну может быть, я не вполне уверен. Солдаты смотрят на него подобострастно. Вслед за ним проходит парадом вереница сказочных людей и величественных добродушных существ, которые окружают меня с самого раннего детства. Наперсники и наперсницы невинных игр и устремлений. Сколько себя помню, мы вечно барахтались в грязи, визжали, катались на метро? Ну уж нет конечно. Не катались. Некогда. Вячеслав Самсонович, последний персицкий слон, Михайлопотапыч, страдалец за оскорбленное отечество, Лизаветпетровна, ветреная огнеподобная богиня Департамента морских и небесных коммуникаций, фельшер кукушкин, премудрая кладезь витаминная, неотступный лекарь души и плоти моей, да и еще и еще и еще. Ну и ты, канареечка моя, алмазный призрак сырых александрийских лугов, государыня сердца моего. Днем и ночью тебя стерегут злые и свирепые бутошники, и государь не спускает с тебя красных и воспаленных от восторга и страшных ночей глаз. Лишь на несколько мгновений он отпадает, отвлекается, отворачивается и немного отлучается, чтобы прильнуть к дальнобойному и всезнающему подзорному просветленному телескопу и посмотреть, как там флот. Флот в полном порядке, он в свою очередь разворачивается, перемещается, расправляет белоснежные и белокрылые паруса и раздвигает могучие дымы. Флот наш застилает горизонт, орудия палят, господи, как красиво. Ну что тут еще скажешь.
Флейта и вьюга, вьюга и барабан. Смотрю в окно. Солдат миллионы. Экая ведь силища! Думаю: «надобно сей же час идти к майору и, взявшись за руки, вести солдат на…» Но только вот куда же их вести? Против мороза? Против вьюги? Мы сами как снег и вьюга.
Майор, обдумав это, дожевывая предпоследний мандарин и потирая мокрые руки, говорит мне: «ну что, капитан, надумал? Вспомни, что ты давеча говорил государыне. Я (ну то есть он) все сохраню в глубочайшей тайне».