– Как ты сюда попал, дуралей? – бормочу, расстегивая куртку и засовывая за пазуху дрожащее тельце.
Бедненький…
– Ты больная?! – орет Барков, развернув меня за локти так, что я чуть не упала.
Опомнившись, смотрю по сторонам, а потом испуганно смотрю на Никиту.
– Его чуть не раздавили, Ник…
Хочет сказать какое-то дерьмо, но потом сжимает челюсти до пляшущих желваков и на секунду прикрывает глаза.
– Валите отсюда, деграданты! – летит в нас вместе с воем клаксона.
– Варежку закрой! – орет Барков, резко повернув голову.
– Понаделают дебилов!
Сдавив рукой мои плечи, прижимает их к себе и тащит к машине, лавируя в этой пробке.
Все мое внимание сконцентрировано на дрожащей у меня под курткой крохе, поэтому я даже не замечаю, как оказываемся у нашей БМВ. Она мигает аварийкой, и нас стопроцентно все ненавидят.
– Ему, наверное, к ветеринару надо, – хватаю с сидения свою сумку, вместо того, чтобы его занять.
– Сядь в машину, – надавливает на мою голову Никита, заставляя сесть.
Сбрасываю его руку, но он преградил мне дорогу, зажав у двери. Смотрю на него снизу вверх, говоря:
– Едь. Я сама доберусь, мне надо в ветклинику.
– Сядь в машину, – опять кладет ладонь на мою шапку.
Сам он без неё, и у него уши красные.
– Отстань, Барков! – пихаю его в грудь. – Я дальше сама!
Протяжный гул клаксона заставляет его обернуться. Вновь посмотрев на меня, требует:
– Алена, сядь, блин, в машину!
– Но…
– Да чтоб тебя!
Скрутив, бесцеремонно толкает в салон, и захлопывает дверь с такой силой, что мне хочется прикрыть уши.
– Мяв…
Мелкие коготки впиваются в мою толстовку так, что приходится отдирать от неё Черныша, и я боюсь, как бы он не вырвал клок ткани.
– Какой худой, – тараторю, как только Никита оказывается в машине. – Все косточки наружу… А глаза какие испуганные…
Барков вдыхает так, будто всосал в себя весь кислород в салоне.
– Бедненький…
– Мяв-мяв…
Мы трогаемся, и я лепечу:
– Думаешь, он блохастый?
– Прям всю голову сломал, – тормозит у тротуара так, что меня бросает вперёд.