– То, что у тебя в башке. Не мешай. Итак, безусловное подчинение при словах…
Дальше раздался звон. Размеренные механические удары, словно кто-то или что-то колотило по обрезку рельса на столбе, созывая жителей.
Пожар?
Враги?
И то, и другое?..
От звона трещала голова, пятна перед глазами закружились в безумном хороводе. Мучительно хотелось ещё воды. Ещё. Целую реку. Стать ущельем на пути бурного потока, в который по воле причудливой природы свернуло русло, и пить, пить.
Он знал, что запомнил фразу. Она горела в памяти, буква за буквой, как надписи на стене Валтасара. И когда-нибудь её произнесут вслух, напрочь непонятную и от того ещё более страшную. Он будет убивать друзей, он будет спасать врагов, он отдаст всю кровь, каплю за каплей, за того, кто не стоит и плевка на асфальте.
И не сможет ничего сделать.
Или нет?
Или да.
Или – как повезёт.
Человек поднялся из-за стола и, тяжело переставляя ноги, пошёл к выходу.
Обладатель голоса, которого человек так и не рассмотрел, смотрел ему в спину равнодушными глазами. Инквизиции нужны даже такие. Иногда – особенно такие. Грязные. Необразованные. Тля человеческая и падаль земная. Иногда именно они важнее напыщенного Конклава, сильнее оружия, страшнее зверей.
– Деньги и… то, что я обещал тебе выдадут перед уходом, – сказал он. – Используй. Там всё просто.
Человек вздрогнул, но не остановился и не обернулся. Так и прошагал механической игрушкой до двери, вышел и очень аккуратно закрыл за собой. Один из солдат невидимой армии, один из инструментов влияния.
Знать бы ещё, на что именно…
Едко воняло мочой.
Запах был хоть и привычным – с рождения нюхал, куда деваться, но глаза резал исправно. Ветер дул со стороны мастерской, приходилось терпеть. Да-да, моча, квасцы, немного тухлятины и острый аромат неведомой химии, которую отец разводил в чанах уже на финальной стадии обработки кожи. Жирование, дубление, окраска.
Нужная работа. Нужная.
Но больно уж вонючая, на всех этапах. Деньги только не пахнут, когда очередной караван увозит через Полосу возок-другой первоклассных кож в Венецк, тамошним сапожникам и скорнякам.
Вран вытер тыльной стороной ладони слезящиеся глаза, вполголоса ругнулся и снова склонился над табуреткой. Проклятая мебель, сработанная ещё в дедовские былинные времена, требовала ремонта. Так отец и сказал, вручив утром малый молот и десяток самодельных кованых гвоздей: