- Ага, как закончат, всё перебелишь, и мне на
утверждение.
- Будет исполнено!
- И найди, наконец, Акимова! Где обещанные пистолеты? Как
голым хожу, ей-богу.
Я - бюрократ! Настоящий махровый бюрократ без подмесу. Вывод сей
сделан из испытываемого при составлении бумаг несказанного
удовольствия. Пара надиктованных второпях указов наполнила грудь
великой радостью, сравнимой разве что с восторгом при командовании
парадом. М-да… ну и привычки достались в наследство. Но, по правде
сказать, изживать их рано, тем более текущий момент требует…
требует… точности, вот чего он требует. Помню, капитан Алымов
как-то говорил, только шёпотом и оглядываясь по сторонам: -
"Коммунизм, товарищи красноармейцы, это не только советская власть
плюс электрификация всей страны, но прежде всего - строгая
большевистская отчётность".
И где же раздобыть человека для такой отчётности? Новоявленный
полковник, при всех его достоинствах, не подходит совершенно -
молод, романтичен, в голове звон шпаг и марши будущих побед. А вот
сыскать кого с чернильницей вместо сердца…. Память услужливо
подсовывает образ холёной морды, лучащейся приветливостью и
некоторым самодовольством. Лексан Борисыч? Ну уж нет - князь
Куракин, как кажется, не задолжал только нищим на папертях, да и то
по причине пренебрежения медными деньгами. Такой не токмо Родину,
но и меня продаст с потрохами, коли цену дадут. Надо, кстати,
разобраться… вот отчего милейший друг детства проигнорировал
приглашение на вчерашний ужин в узком кругу? Знал и списал со
счетов? Вот сука!
- Так в точности и передам, Ваше Императорское
Величество!
- Что? - я в недоумении обернулся к прапорщику новой
лейб-кампании, ещё одетому в солдатский мундир, но с офицерским
шарфом. - Что передашь?
- То, что Ваше Императорское Величество изволили отказать
княгине Анне Петровне Гагариной в аудиенции по причине… Прошу
прощения, государь, про самку собаки ей тоже говорить?
Ну ни хрена себе через две коряги об пень и три раза по столу! Я
уже вслух думать начал? Осторожнее, Павел Петрович, ведь
обязательно поймут неправильно.
- Передай Аннушке… твою мать… то есть, княгине, что видеть
её более не желаю! И какого… хм… почему она не в Милане?
- Не могу знать!
Он не может… а я? Я могу? Всё же могу - память вновь заявляет о
себе, но давлю не вовремя проснувшееся чужое чувство. Аннушка,
милая Аннушка… Моё? Цыц, кобелина проклятый! Десяток детей, на
башке лысина, а туда же?