Усердно собирая цветы, Даниэль и не заметил, как оказался у края помоста. Осознав это, он перевел глаза на отплывавшие бутоны, которые висели на воде, напоминая звезды, рассыпанные на ночном небе. Так сильно похожим на то небо, на которое они смотрели вместе с Элизабет, лежа на траве под раскидистым деревом. Он снова вернулся к воспоминаниям о ней, о них, о том, что произошло, пока не наткнулся глазами на плот, к которому прижался белоснежный цветок. Взгляд Даниэля оторвался от бутона и пополз выше, по деревянным доскам, по веревкам, скреплявшим их, по груде белых цветов, аккуратно разложенных по краям плота и плавно покачивающихся вместе с ним. Наконец, его взгляд остановился, застыв на тканях одежд багряного цвета. Даниэль сглотнул слюну и поднялся во весь рост, держа в руках те лилии, что он успел собрать. Он все еще не был готов ко встрече с покойным отцом.
Маади, не проронив ни слова, продолжала за ним наблюдать. Генри и Лия почти закончили собирать цветы. Даниэль, выйдя из ступора, сделал глубокий вдох. Собравшись с силами, он обошел всех на своем пути, и ни с кем не сталкиваясь взглядом, подошел к плоту. Встав напротив него, он сосредоточил взгляд на ярких одеждах отца. Стоя теперь прямо перед ним, прямо перед своим отцом, который мирно и неподвижно лежал на аккуратно струганных досках, усыпанный по краям белыми цветами, Даниэль опустился на колени. Он положил собранные им с помоста цветы, в ноги отца.
«Сейчас, вот сейчас, я готов, почти готов посмотреть тебе в лицо», – думал он, собираясь с силами, и чувствовал, как замедляет ход его сердце, замирая в ожидании. Точно так же как застыл его взгляд в ногах отца, остановились все чувства и эмоции. Только слегка поднимающаяся грудь Даниэля, видневшаяся в разрезе ворота белоснежной рубашки, напоминала о том, что он жив. Он пробежал взглядом по одеждам отца. По застегнутому на все пуговицы, сверкающими на солнце искрами, бархатному кафтану; по кружевам нижней рубашки, ворот которой плотно облегал его шею; по аккуратно подстриженной седовласой бороде, по бледным губам, почти в тон коже. По закрытым глазам и чуть волнистым с проседью волосам, заботливо уложенным на его плечи.
«Он спит. Он просто прилег и уснул, – думал Даниэль, успокаивая себя, все еще не желая верить в случившееся. Он поднял глаза чуть выше и посмотрел на голову отца, потом – на его руки. – Голову больше не венчает корона, а в руках нет меча, – подумал он, положив руку на теперь свой, законный меч, склонил голову и закрыл глаза. – Я продолжу твое дело. Я буду защищать, и оберегать твой… мой народ», – думал он, снова открыв глаза и посмотрев в лицо уснувшему вечным сном отцу, давая ему и себе обещание.