Упан вновь заполз в шалаш, пошарил там, шурша сухой травой, выудил тяжелый нож и вручил его Ольме. Тот, не долго думая, ткнул себя острым кончиком в обнаженную ягодицу и зашипел, откинув нож в сторону и тут же освободившейся рукой зажал больное место, а между пальцев просочилась тоненькая кровяная струйка. Упан, шумно вздохнув, закатил глаза.
– Охо-хо! Горюшко ты луковое, – по-стариковски всплеснул руками парень, – и где мне теперь прикажешь кровохлебку искать, чтоб кровь твою дурную затворить? Крапиву жевать не буду! Даже не проси. Подорожником обойдешься! – Упан поднялся на ноги и зарысил в сторону натоптанной тропинки. Когда вернулся, продолжил:
– Вот, слюнявь сам, от пыли я отряхнул, – и сунул охапку подорожника страдающему Ольме прямо под нос, тот так опешил от такой настойчивости, что не сопротивляясь открыл рот, высунул язык и безропотно лизнул зеленый лист. Упан тут же пришлепнул его на пострадавшую задницу и с полным чувством удовлетворения стал наблюдать за пострадавшим. После некоторого времени вкрадчиво спросил:
– Ну, как? Полегчало?
– В какую сторону-то? – возмущенно спросил Ольма. – Если ты про кровь, течь перестала, а если про боль, то я ее еще чувствую.
– Так что ж возмущаешься?! Чувства в твое тело возвращаются. Это ж не просто дырка в заднице, это ж знак! – важно и с умным видом произвестил мальчишка и снова с хохотом повалился в траву.
– Хорош ржать! – сам фыркая от смеха пробурчал Ольма, – У нас еще дел по горло, а здесь еще лось не валялся! Хотя, нет, вона валяется и похрюкивает! Ты и в лося могешь перекинуться, али сразу в подсвинка?
Упан дергая ногами, сквозь слезы, катящиеся от смеха из темных глаз, выдавил:
– Уже иду, Ольмушко, уже иду, сокол ясный! А коли мне лент красных пообещаешь, вообще козой прискачу!
– Скорее козлом, буркнул, улыбаясь Ольма. – Вставай, орясина! Скоро усы вырастут, а у тебя лук не готов. – И так хорошо на сердце стало у бывшего охотника, что улыбка, как поселилась от этого веселья на лице, так и не сходила до самого заката.
А пока, просмеявшись, они с приятелем расположились у шалаша, на солнышке, которое медленно ползло вверх по небосклону и все теплее и ласковее грело их молодые тела.
– Лук твой должон быть длиною три локтя и пядь, тогда и можжевеловая планка, что всегда смотрит на тебя, будет такой же длины. – Важно поучал приятеля Ольма. – Вот, шкурь от коры вот этот ствол, он аккурат, под тебя подходит. – И подтолкнул к Упану самый длинный и толстый стволик, себе же выбрал чуть меньше. Каждый из них взял свой нож и принялся за работу.