– Изыди бесы! – Пробасил он, как вихрь врываясь на сцену. От этого порыва, многих присутствующих охватил трепет.
– Старец ты! – Удивлённо подняв бровь, произнёс Барон.
– Барон Прусакович! Ну как же. – И Старец припал к груди Полковника.
– Ты здесь, и это мне не по душе. – Сказал Барон каким-то мёртвым голосом.
– Аллилуйя рок ин рол! Призван для усиления музыкалки. – И поп достал из чехла электрогитару, до этого висящую у него на спине. Оглядевшись спросил:
– Где здесь можно за питаться?
– В буфете! Нам всем давно уж не мешало за питаться в нем. – Сказал Товаровед.
– Чуешь чем пахнет? – И старец поднёс свой кулак, одетый в перчатку без пальцев, к лицу Товароведа.
– Салом отче. – Ответил тот и с яростным аппетитом вцепился в руку Старца. Оторвав клок кожаной перчатки, стал с наслаждением его жевать.
– У кашалот, руку мне прокусил. – Восхищённо сказал поп. Затем он повалился в ноги Режиссёру:
– Благослови отче!
– Бог благословляет! – Ответил Режиссёр. И продолжил: – Разрешите представить, Старец, он же Расстрига, и он Поп музыкант.
На сцене все засуетились и через пять минут, был уже организован вокально инструментальный ансамбль. Где Расстрига играл на бас гитаре, Жиган на ритм гитаре, на соло гитаре играл Режиссёр, Товаровед на аккордеоне, Ирина Султановна и Авдотья Филипповна на скрипках и на ударных Звездочёт.
– Гот мит унц! – Пробасил Расстрига.
– Да! – В едином порыве закричали все вокруг.
– Рок опера «Иисус Христос супер стар». Я исполню вам мою любимую арию Иуды.
Когда Режиссёр закончил вокал, к нему подошёл Борис Абрамович, и вытащив из кармана старинный пергамент, тряхнув, развернул его перед ним.
– Это было повешено в фае для всеобщего обозрения. – Сказал он.
Из-за тёмных не проницаемых очков, ничего нельзя было понять по лицу Режиссёра. Только он молча покинул сцену. За ним засеменил Звездочёт, на своих татарских кривых ножках. Через некоторое время, Шаман ошалело выскочил на сцену и прокричал:
– Военный сбор! Построение на сцене! Готовность через пять минут! Всем понятно?
Все стремглав бросились в рассыпную.
Наконец на сцену вышел Режиссёр, в парадном мундире советской армии с позолотой и лампасах. На нем были маршальские погоны и жезл генералиссимуса. Он сверлящим взглядом пристально обвёл окружающих и словно рыкающий лев, заговорил дьявольским басом: