Последний классик. Том второй - страница 13

Шрифт
Интервал


Как яркий отблеск давних дней
И осмысление свободы,
Что не даётся всем легко.
А в описаниях природы
Есть отражение веков.
Не зря, наверное, тянулась
Душа поэта к чистоте
Глубокой древности, чья мудрость
Всегда была на высоте.
Чья справедливость отражала
Святую истину людей.
А нынче: подлость обнажая,
Гнетут нас лживостью идей.
54
От всех волнений отрекаясь,
Отбросив дум печальных груз,
Работал Бунин, отдаваясь,
Порывам ярких, светлых чувств.
Покой души не признавая,
Писал он, жадно, каждый день,
В стихах, как будто исчезая
И растворяясь в них, как тень.
А дни спешили. Незаметно,
Легко и быстро, как всегда,
Промчалось ласковое лето,
В заботах сельского труда.
Кончалась летняя отрада.
Прохладно стало по утрам.
И возвратившийся сентябрь,
На землю напускал туман.
И Бунин вновь, подобно птице,
К теплу поближе, в Крым спешит.
Он в Ялту милую стремится,
Чтоб в доме Чехова пожить.
55
Не зря желание такое
В нём возрождалось много раз.
С великим гением любовью,
Всю жизнь поддерживал он связь.
Смерть Чехова не прерывала
Их единение, хотя
Печалью душу наполняло
И угнетало, не шутя.
Никак не мог поэт привыкнуть,
Что Чехова с ним рядом нет.
И смех его и юмор скрытый,
Не зря оставили в нём след.
Лишь с Чеховым, легко и просто
Себя, всегда, он ощущал.
И Чехов, Бунина не гостем —
Родным и близким признавал.
Не зря с желанием огромным
К ним часто Бунин заходил.
И вот, опять он в Ялте, в доме
Того, которым дорожил.
56
Вновь Чеховы его встречают:
Сестра писателя и мать*.
Опять они, за чашкой чая,
Антона будут вспоминать.
Каким он был в далёком детстве,
Как он писателем смог стать.
Могли родные лишь, без лести
Его правдиво описать,
Без всяких внутренних соблазнов.
Особенно родная мать.
А Бунин слушал их рассказы,
Спеша в тетрадь переписать.
Ему всё это пригодится
В труде: «О Чехове», поздней.
Глядя на их простые лица,
Что стали мягче, но грустней.
Он видел родственность их взглядов
И одинаковость морщин
И, окажись вдруг Чехов, рядом —
Слилась бы, родственность та с ним.
57
Октябрь в Ялте продолжался.
Стояли серые деньки.
Туман на горы опускался,
Костров скрывая огоньки.
В селеньях горных воцарилась,
Дней первобытных тишина.
Всё небо тучами накрылось.
А к ночи мир сокрыла тьма.
И даже море не искрилось —
Ни звёзд над нею, ни луны.
А волны валами катились,
На берег дремлющей земли.
Так дни за днями, тихо, сонно,
Шли, оставляя грустный след.