Запустив ход своих мыслей далеко вперёд, он не заметил, как запустил далеко вперёд время. На автобус невозможно опоздать, но, подводить Брайана ему не хотелось.
Уже в костюме Ланьер спустился на кухню, где застал родителей. Мать готовила что-то на плите, в своём любимом фартуке, который она купила, у соседской дочери одной женщины, столь ненавистной ей, что любое имя, начинавшееся на букву «Р» уже вызывало у неё отвращение.
Ланьер сел за стол, бросив взгляд на отца. На торчащие из-за газеты пальцы. В конечном счёте, он только и запомнит, что торчащие пальцы. Лицо забудется, голос развеется ветром.
– Держи, дорогой. – Мать всегда говорила ему дорогой. Если мама называет вас по имени, значит вы крупно облажались, и у вас есть только два пути: принять это, или попытаться сбежать. Попытаться.
Ланьер пережёвывал оладьи, когда из-за угла выезжал жёлтый автобус с чёрной полоской вдоль всего корпуса.
– Мне пора. – Сказал он с переполненным оладьями ртом.
– Не забудь то сочинение, что я написала для тебя.
Ланьер не стал спорить с ней и покорно взял листок бумаги, написанный не его аккуратным почерком. Он хотел было возразить ей, сказать, что его сочинение лучше, но, вспоминая то, как не в силах он был способен выдавать хоть слово, его гордость отошла на дальний план.
Жёлтый автобус с чёрной полосой радостно распахнул свои двери. Краска на нём, если приглядеться, не была уж такой жёлтой, а чёрная полоска скорее походила на бесконечную серую линию жизни этого автобуса. Ещё немного, и она исчезнет. Своего рода таймер, показывающий, сколько ещё осталось колесить по улицам города этой развалине. Залезть в этот аппарат прошлых веков было той ещё проблемой для того, кто только начинал свой путь с этим переправщиком. Главное – не наступать на первую ступень, да и на вторую тоже. Желательно, сразу перебрасывать ногу в салон. Эти ступени держались на честном слове одного из самых главных балаболов этого города.
За рулём этого аппарата сидел старик. Человек, доживающий свои последние года, работая водителем и уборщиком в школе. Ланьер помнит, те дни, когда Брайан вёл уроки географии. Этот человек всегда ходил в брюках и коричневом жилете с узором, на этом лоскуте, казалось, не было места от ромбов. Ланьер запомнил, что Брайан всегда ходил в фуражке, явно предназначенной для кого-то другого. На седой голове этого человека фуражка скрывала не только плешь вселенских масштабов, она, в какой-то степени добавляла ему брутальности. Из под фуражки выглядывали седые короткие волосы, смотрящие куда угодно. Не меньшей брутальности, насколько может быть брутален человек, доживающий последние года, прибавляла густая, стриженная, даже художественно оформленная борода.