– Так как насчет здоровья? Поправить?
Под лопаткой кольнуло еще сильнее. Максим поморщился и протянул руку с водкой мужику. Тот перешагнул прямо через ограду, приблизился, и Максим даже не заметил, как он скрутил крышку, тут же приложился и почти залпом выпил все, что оставалось в бутылочке. Крякнул, поднес рукав к носу и с силой втянул в себя воздух. Максим почувствовал знакомый, но такой дурной запах, который он не слышал уже много лет. Так пахла тюрьма. Тем же дохнуло и на Максима – запахом гнилого, вперемешку с въевшейся там в стены, в воздух, в любую поверхность вонью дешевых сырых сигарет, духом отчаяния и безнадеги.
Мужик сунул бутылочку в карман и обратно вытащил смятую пачку, из которой достал последнюю сигарету. Чиркнул зажигалкой и, отвернувшись от Максима, выпустил струю густого дыма в сторону соседних могилок.
– Батя?
Максим кивнул. Под левой лопаткой заныло еще сильнее. Мужик затянулся второй раз еще глубже.
– Батя, значит. Ну-ну.
Ближе подошел, совсем вплотную, пристально так и долго смотрел на Максима, а потом резко уставился на памятник и произнес:
– Знал я, что ты придешь. Ждал тебя. – Лицо мужика как-то вытянулось, глаза потемнели. – Помнишь меня, Антоха?
Максим охнул, ноги подогнулись и поехали вниз. Мужик успел схватить его за локоть и удержать от падения.
– Ну-ну, отряхнись-ка, что разъехался. Не узнал меня, что ли? Помнишь, как бутылочку мою расшиб? А потом изолятор. Твой Петрович пороги все отбил, выкупил, выстоял, отмыл, обелил, спрятал. А дружбана твоего закадычного гнить оставил.
Максим попятился и уперся спиной в гранитный памятник. Смотрел на серое пальто. Глаза щипало, жгло в груди.
– Видишь, Антоха, ты такой тут весь, как начальник, сытый, гладкий. Ровно все у тебя. По полочкам, по складочкам посчитано. Все сложено как положено – не придраться.
Максим зажмурился, спиной прижавшись к памятнику, начал оседать. Сил стоять больше не было, рвануть бы прочь сейчас со всех ног подальше. «Лучше б не приезжал, лучше б лежал сейчас в парилке или у Маринки со Светкой, ну в крайнем случае дома с женой, хотя с ней только на Новый год, как договаривался. Лучше б у Маринки. Что ж за засада, – думал он. – Как же так можно было просчитаться. А батя предупреждал: что бы ни случилось – не возвращаться. Не выдержал – потянуло. Столько лет прошло. Откуда этот черт выскочил? А ведь правда черт! Может, мерещится, может, переработал? Заболел? Температура? Жжет-то как? Надо что-то сделать, надо что-то сказать. Может, денег?»