Это состояние «повышенной тревожности», следовало мне принять как должное и с этим жить дальше. Главное, что это не смертельно, совсем не болит и не требует лечения. Зато, учитывая мою профессию в то время, напрямую касающуюся сферы безопасности, это чувство повышенной опасности стало моим преимуществом перед другими сослуживцами. Я и сейчас считаю, что это состояние в той или иной степени должно быть присуще профессиональному охраннику, телохранителю или сотруднику службы безопасности.
Я чувствовал возможную опасность там, где другие её даже представить себе не могли. Таким образом я очень скоро стал профи своего дела. Когда я уже действовал как руководитель и представитель частной охранной организации, и занимался продвижением охранных услуг и заключением контрактов, я заранее страховался от всех возможных и невозможных рисков, которые другие просто не видели. Я навязывал заказчикам услуг все меры безопасности, которые только приходили мне в голову. Воображение рисовало мне картину за картиной возможного нападения или иного происшествия, которые обычному человеку никогда и в голову-то не придёт.
В купе с использованием этого седьмого чувства я активно пользовался физиогномикой. Тогда я вообще ничего не знал о её существовании. Это происходило как-то даже помимо моей воли. Попал незнакомый человек в поле моего зрения и у меня моментально возникало в сознании, соответствующее созданному в моём мозгу образу этого человека к нему отношение, словно я его знал до этого много лет.
Физиогномику, которой я также увлекался и всячески развивал её в себе ничего о ней не зная, я считал ещё одним человеческим чувством. Физиогномику, по крайней мере в моём случае, я считал и считаю не областью знаний, как это принято во всём мире, а именно чувством, в моём исчислении – восьмым. Исхожу я из того, что не обладая никакими знаниями и навыками в этой области, тем не менее я пользуюсь этим даром как бы само собой – автоматически, ничего не включая в себе и не настраивая. Я моментально даю заключение по лицу, движениям и поведению человека, что ему, например, нельзя доверять и у него скрытые преступные наклонности, или наоборот, я выясняю, что передо мной честный и порядочный человек. Объяснить же откуда у меня эта информация я не могу даже самому себе. От этого растёт недоверие окружающих ко всем моим заключениям, тем самым и ко мне лично. Все люди хотят объяснений, особенно, когда чего-нибудь не понимают и тем более, когда вообще ничего не понимают. Так требуют от фокусника показать, как он выполняет тот или иной свой фокус. От меня требовали разложить все мои таланты на понятные всем составляющие, но я этого сделать не мог, так как сам толком не всё в себе понимал. Но в конце концов я оказывался прав в отношении того или иного человека, только это из-за недоверия к моим выводам, обычно понималось моим руководством слишком поздно, если оно – моё руководство сразу не прислушивалось к моему мнению. А не прислушивалось так, как мною не было представлено никаких доказательств моих выводов, как это положено у математиков и технарей. Мне же эти доказательства просто неоткуда было взять.