Повсюша чинно поклонился:
– Мужики, бухлом не разживёмся?
Самый старый, тощий и интеллигентный из грузчиков выплюнул окурок:
– После одиннадцати – не допускается.
Повсюша долил в голос цыганской слезы:
– Нам друга помянуть.
Грузчики уважительно склонили головы. Тощий нагнулся и поставил на стол вторую бутылку.
– Садитесь.
Налили. Выпили. Закусили чужой снедью. Грузчики сочувственно поделились размышлениями.
– Все под Богом ходим.
– Друзей терять – нет хуже.
– Это всё равно, как руку тебе отрежут.
Ещё выпили. Тощий скорбно посмотрел на меня:
– Где похоронили-то?
– Простите, кого?
– Друга вашего.
Я не успел ответить, как Повсюша с размаху хлопнул свёртком об стол.
– Пока не успели. Идём вот закапывать. Боимся только, закрыто уже.
Окоченелый труп обезьяны, наполовину вывалившийся из полиэтилена, улёгся аккурат между колбасой и салом. Грузчики несколько мгновений усваивали жутковатый натюрморт. Потом медленно подняли взгляды на нас.
Поспешная ретирада быстро отняла у Повсюши последние силы. Бежали мы всего минут пять, но он уже начал отставать.
– Стой… Я больше… Слышь?
Я остановился. Повсюша сипло, с натугой втягивал и выгонял из груди воздух. В одной руке он держал дохлую обезьяну, та начала оттаивать, капли падали с мокрого хвоста, оставляя на асфальте крупные пятна. В другой руке мой беспокойный друг крепко зажал умыкнутую при бегстве бутылку водки.
– Жалко… початую прихватил… торопились очень. Там ещё полная осталась.
Отдышавшись, Повсюша хлебнул из бутылки, протянул трофей мне.
– Хлебни.
– Спасибо, мне хватит. Слушай, давай уже как-то кончать с этим.
– Пошли, я знаю место.
Повсюша мотнул головой и зашлёпал по тротуару. Я обречённо заторопился за ним, пытаясь на ходу отвлечь его от замысла, сути которого я ещё не знал, но который меня всё больше тревожил.
– Повсюш, я знаю чудесное место на откосе. Рядом поезда ходят, жизнь кипит. Ему не будет скучно. Как тебе откос? Можно, конечно, на пустыре, но на пустыре как-то не так. Собаки ходят, откопают ещё.
Повсюша на ходу ещё хлебнул водки и мотнул головой:
– Нет, всё надо делать по-человечески. Пришли.
Мы стояли у высокого бетонного забора. Повсюша дал мне глотнуть водки, вылил себе в рот остатки и двумя взмахами отправил через ограду пустую тару и Чарли. Чарли приземлился беззвучно, бутылка чиркнула о бурьян, но, судя по звуку, не разбилась.