– Но ведь он желал другого. Почему решает его жена? – возмутился Ефим.
– Да откуда я знаю? Быть может, потому что она жива, а он мертв? – не поспоришь.
– Как его звали? —парень потер свои очки, дабы лучше рассмотреть лицо мужчины. Он отличался от остальных своим умиротворением в образе. Обычно на лицах людей остается страх или печаль, а этот принял смерть как нечто неизбежное, отчего стало легче.
– Никифор, кажется… Ой, все, хватит тянуть! Приступай за работу!
– Никифор, значит…
Возвращаясь поздним вечером домой, Ефим ощущал разрывающий его грудную клетку гнев, который солдатиком прыгал в залив мыслей о несправедливости. Он жил один, не считая кошку Весту. Его настроение передавала мерцающая теплым светом лампочка, бренно висевшая в гостиной без абажура. Дом, в котором находилась квартира Ефима, был старым – трещины тянулись от пола до потолка, разрастаясь с каждым годом все больше. Иногда хозяину этих стен казалось, что они добрались и до его души, распространяя разрушение и в ней. Единственное, что радовало очи Ефима в его обитель – была коллекция бабочек, висевшая над маминым шкафом с фарфоровым сервизом. Сотни прикрепленных на иглы тел показывали свою застывшую красоту, передавая особое желание быть как они. Он не хотел исчезнуть, не хотел, чтобы его лик забылся в чьих-то воспоминаниях, Ефим жаждал, чтобы его физическая оболочка была натянута на его пустоту целую вечность. Сидя на деревянном, с приделанной ножкой стулом, и глядя на своё достояние в виде данной коллекции, он очутился в прострации. То ли так подействовала усталость, что завела его в сон, то ли виной была рюмка выпитой «Березки» – герой услышал голос. Вздрогнув от звука, он пустил десятки взглядов-пауков, что мигом разбежались по комнате, остановившись на кожаном диване, на котором сидела огромная бабочка с лицом Никифора. «Обыкновенная» крапивница расположилась на подушках, рассматривая ковер с медведями на стене.
– «Утро в сосновом лесу»… – восхищаясь просопело оно. —Тебе нравится картина? —лик Никифора повернулся к Ефиму, тепло улыбаясь ему.
– Да, но конфеты с ней я люблю больше. – бабочка громко посмеялась шутке парня. —Ты же Никифор? – наконец обратив внимание на странность происходящего, поинтересовался Ефим.
– 67 лет как. Хотя, в связи с недавними событиями в виде моей смерти… уже нет. Опустим это, как твои дела, сынок?