Краги, ботфорты, раструбы
перья, духи, вензеля,
алые дамские губы,
водка, бурбон, трюфеля.
В странном каком-то столетии,
архибиблейских времён,
Хамелеон с Каракатицей,
столик, фужеры, гарсон.
Поезд, раскрашенный катится,
рельсов пугающий стон,
Хамелеон с Каракатицей,
странный навязчивый сон.
Ара Бика и лев
Арабика – не человек и не лев,
в характеристиках словаря ВИКИ,
ярка будто звёздные блики,
в кронах восточных дерев.
Золотоглазый Ара – как лев,
завидев её, рык издаёт – Бика!
все остальные красоты презрев,
восторг, выражая грозностью криков.
Ара любит Бику, Бика – дразнит Ару,
будто он – африканский лев,
Ара курит большую сигару,
Бика кутается в шерстяной плед.
Младо зелено
Эй, вы, младо зелено клиники!
солисты прокуренных лет,
ночные багиры инфинити,
в дыму дорогих сигарет.
На молотом пахнущем зелье,
в любви выгоравшие в хлам,
повесы, весталки, бездельники,
читавшие вслух по слогам.
Вы всей полнотой перетрахались,
вы чёрный весь выпили чай,
слагали толпой амфибрахии,
и рифмы плели невзначай.
С горящим в глазах кофеином,
в потоке бессвязных речей,
вокальной волной муэдзинов,
сдувавшие пламя свечей.
Вы все в моей раненой памяти,
я всех бесконечно люблю,
вы клином живым протаранили,
борта моему кораблю.
О, сладость безумного общества!
анклав сумасбродных затей,
мгновений в инфинити сброшенных,
как шёлковый пух лебедей.
Чики-брики
Чики-брики – Голубой Маврикий,
и Французская Полинезия,
и кокетка цветочная – цезия,
и Орфей со своей Эвридикой.
И соседи – на вид сибариты,
под истошные крики – иди ты!
в безделушках и в стрижках каре,
дверью грохают на заре.
Наше с кисточкой от Мурлыки,
загулявшего в дебрях диких,
в позе пафосной канарейка,
не клюёт коноплю – злодейка!
Нет ни аистов, и ни цапель,
только ситец сплошной да штапель,
и ни розовый, и ни фламинго,
вместо птичек – клыкастые динго.
Не под пальмами лежачок,
а в воде не тунец – бычок,
и крылатые в синюю высь,
чёрной стаей грачей поднялись.
По сусекам совсем не густо,
ни арабики там, ни робусты,
только чайных пакетиков проза,
да на крышке чеканная роза.
И остались одни испарения,
приснопамятных теноров пения,
да жучков королевская рать,
с ними, видно и век коротать.
Отшибло
Всё-то было – да отшибло память,
и теперь, поди ж ты, в новой доле выть,
заползти чоли под лежачий камень,
так с пустой головой и застыть.
И пускай очумелое времечко катится,