Звезда Саддама - страница 44

Шрифт
Интервал


– Не смей о Гарнизове в таком тоне! – со злостью воскликнула преданная ассистентка. – Он талантлив! Видел его документалки?! Нет, конечно. Чистые, глубокие, душевные. Не умеет он халтурить, подкладываться и дешевить… как некоторые!

Отупевший от усталости и шума в голове после бессонной ночи, Храмцов не стал обижаться на пустяковые намёки маленькой женщины с разбитым лицом. С хрустом коленных суставов он присел перед Эллой на корточки, с участием осмотрел её опухший нос, синяки под глазами, что дали сиреневый отлив на лоб и скулы.

– Мама разве не учила ребёнка, что чужим дядям двери открывать нельзя? – спросил он отеческим тоном.

– Учила! – злилась Элла.

Храмцов постучал согнутым пальцем в подлокотник кресла.

– Можно?

– Дома нет никого! – отрезала Элла.

– Зайду позже, – прогудел Храмцов и вышел из аппаратной. Очкарик, с небывалым энтузиазмом для ночной смены, трудился перед клавиатурой компьютерной монтажной. Элла всхлипнула и проговорила в обиде:

– Самое большое Ку, какое я только встречала по жизни! Только один раз постучал и ушёл! А я мылась в ванной и не слышала.

– Догоняй, – порекомендовал очкарик. – Пригодится верзила.

Интерес

К жизни настоящих мужчин побуждают деньги и женщины. Позже дети. Свои, разумеется. Ничего этого у Храмцова не было. Гонорар за командировку он раздал, за долги. Деньги приходили и уходили. Последний год женщины и вовсе обделяли вниманием. Хотя Мирон Храмцов упорно ожидал, пока дама сам придёт к нему в квартиру, устроит генеральную уборку, накормит, напоит, после чего сама разденется и ляжет в постель. Элла стала той первой женщиной в его жизни, которая так и поступила, причём в её же собственной квартире. Повезло мужику. В сорок-то лет! Стыдоба. Но лиха, как говорится, беда – начало.

После смерти своих стариков Храмцов опустился на дно апатии, глубокого безразличия ко всему происходящему вокруг, перестал следить за собой, располнел. Его когда-то любили, любил и он. Но это было в далёком студенчестве, когда во что-то верилось, светлое, доброе, прочное. Будь то супружеские узы или соцлагерь, из которого обещали прямой путь в светлое будущее и коммунизм плюс электрификация всей страны. Нынче лагерь развалился. Колючую проволоку скатали в бухты, промаслили, чтоб не ржавела, и спрятали на склад. «Железный» занавес сдали на металлолом. Не радовали даже зарубежные командировки. Это был чужой праздник жизни. На съёмках Храмцов забывался, после съёмок напивался. Возвращаясь домой, в Россию, и вовсе залегал в свою холостяцкую, панельную берлогу в Свиблово. Его могли не тревожить месяц, два, три. Пока сам не выходил на связи и не напрашивался на подработку. За время намеренного простоя он заваливал комнату поделками из бумаги. Бессмысленное, на первый взгляд, искусство складывания из листа бумаги объёмных фигурок пришло случайно, вместе с книгой, купленной для будущего ребёнка. Храмцов надеялся, что когда-нибудь у него всё-таки будет семья, он станет отцом. В тридцать семь, ещё не имея даже кандидатки в жёны, начал готовиться ко встрече с будущим маленьким человеком – собственным продолжением. Отец должен быть чем-то интересен ребёнку. Храмцов начал мастерить из бумаги элементарных голубков и достиг мастерских высот гротеска и шаржа на знакомых и друзей. Никто, однако, не мог оценить по достоинству его талант. Удачные поделки мастер бумажных дел складывал в коробку из-под пива «Рэд бул», задвигал под стол, остальные выбрасывал или сжигал. В сорок лет Храмцов считал своё занятие бесполезным результатом одиночества, использовал для восстановления душевного равновесия.